Павел Басинский - Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Принята 25.08.02.

найдена.

Принята 27.08.02.

лиза сегодня будет анатомирована телеграфируем все завтра.

Принята 28.08.02.

лиза анатомирована самоубийство 28–29 августа будет транспортирована нерехту когда получите известие телеграфируйте саше володе дьяконовым балтрушайтис.

Принята 28.08.02.

мама лиза очень больна не надейся ее видеть надя.

Принята 28.08.02.

я умоляю чтобы владимир уведомил во всем маму надежда.

Принята 28.08.02.

попросите тетю варю володю приготовить место рядом с папой надежда.

Принята 02.09.02.

передайте володе напечатать в северном крае 29 июля погибла горах тироля прибытие тела ярославский вокзал встречайте с попом надежда дьяконова.

Мюнхен. 27 августа 1902 года.

Лиза, кажется, покончила с собой сама, нашли у ручья раздетую, платье и все перевязано пажем; она бросилась, но неудачно, и переломила обе ноги, страдания, наверное, были ужасные. Вчера ее анатомировали.

Но можно предполагать и другое, что она от ужаса и страха (зачеркнуто. — П. Б.) голода с ума сошла, разделась и бросилась… Из дневника ее видно, что она в декабре писала о самоубийстве. Приедем в Нерехту, наверное, в воскресенье.

Н. Дьяконова.

Куда же он шел этим утром? Предположим, он направлялся в отель Зеехоф. Допустим, нес на продажу хозяйке сыр, молоко или говядину — это неважно. По правде говоря, мы не знаем, шел ли он в отель, до которого оставалось 500 шагов, или собирался пройти мимо, прямиком на свое пастбище. Мы знаем лишь, что в полицейском отчете названо его имя: Франц.

В полиции пастуха, конечно, допросили. Но в донесении судебного чиновника штальмейстерства Тироля он фигурирует как личность, не представляющая серьезного интереса. Просто пастух, которым было найдено тело погибшей .

Строго говоря, он его не нашел, потому что он его не искал. Он его случайно заметил. И допрашивавший его полицейский чиновник в этом ни разу не усомнился. Со стороны пастуха все было прозрачно, как вода в озере Ахензее, жемчужине тирольских Альп, с видимостью до 10 метров в глубину. Таким же образом он мог бы найти какую-то пропавшую вещь, и никому не пришло бы в голову, что пропажа эта как-то связана с пастухом. Шел себе и вдруг увидел то, что пропало и что безуспешно искали. Вот оно, оказывается, где! Надо же, кто бы мог подумать! Спасибо тебе, зоркий пастух! Ступай дальше, больше ты не имеешь к этой истории никакого отношения. Она началась без тебя и будет продолжена без тебя, если вообще будет продолжена. Ступай с миром, добрый пастух! Видно, Бог послал нам тебя в это место и это время, а спрашивать, почему это вышло так, а не иначе, и почему именно ты, а не кто-то другой, оказался на этом месте, — все равно что спрашивать Бога. Бог все видит. Он видел все и тогда, когда мы ничего не видели и блуждали в нашем незнании. А когда Богу надоела наша возня, Он открыл нам глаза… И даже не нам, а случайному прохожему — но неслучайно пастуху! Бог навел резкий фокус на размытую прежде картинку, позволил нам разобрать какие-то детали, а дальше… Дальше фокус исчез… Дальше — разбирайтесь сами. Это ваша история. А Бог и пастух здесь ни при чем.

Примерно так мог размышлять полицейский чиновник, когда слушал сбивчивый рассказ Франца о том, как он нашел мертвое тело. И без его рассказа он понимал, как он его “нашел”. Да, так размышлял бы он про себя, если б он был хоть чуточку “философ”, к чему полицейские чиновники вообще-то склонны.

Итак, в десять с половиной утра, когда рассеялся туман, Лиза ушла в горы и не вернулась. Последним, кто видел ее живой, был тоже Франц. Она зашла в его пастуший дом, который посещали все туристы, чтобы на полпути к вершине подкрепиться хлебом и молоком. Для него это был хороший приработок. Кружка молока с хлебом стоили одну крону. Лиза тотчас ее заплатила, не дожидаясь, пока ей подадут хлеб и молоко. На ужасном немецком языке, с трудом подбирая слова, она спросила, сколько времени займет остальной путь. Франц отвечал ей, что обычно на это уходит часа два, но идти ей теперь не стоит, она и так припозднилась, а скоро опять пойдет дождь. Но она не понимала по-немецки. Тогда Франц подошел к настенным часам и показал ей на стрелках, быстро вращая указательным пальцем поверх циферблата. “Поздно, — еще раз сказал он, — вы не успеете до дождя. Возвращайтесь обратно”. Она поняла так, что нужно поторопиться. Отказавшись от хлеба и молока, она вышла за дверь, оставив пастуха в недоумении. Он заметил на столе монету, схватил и выбежал наружу. Но русская уже скрылась за поворотом тропы…

Франц отказался участвовать в поисках девушки. Этим он удивил всех, потому что лучше всех знал эти места, а награда за находку была назначена немалая. Плюс обязательные деньги по таксе. Но он заявил: “Не мое дело искать мертвых”.

“Откуда вы знаете, что она мертва?” — спросил его родственник этой девушки, смешно похожий на гвардейского офицера. “Не могу этого объяснить, — ответил ему Франц. — Но если вы меня в чем-то подозреваете, скажите об этом в полиции”.

Почти месяц, пока искали тело, Франц провел в небывалой тоске, какой не испытывал прежде. Утром, перед тем как отправиться на пастбище, и вечером, возвращаясь обратно, он смотрел на настенные часы. Они остановились через два часа после того, как эта русская покинула его дом. В этом не было никакой мистики. Просто он забыл их завести. Мистика была в том, что от часов пропал ключ, и завести их теперь не было возможности. Каждый раз, когда он смотрел на часы, в его голове возникала одна и та же картинка.

Он быстро крутит пальцем поверх циферблата, будто подгоняя на нем стрелки. И — выражение ее лица при этом.

Когда через месяц после поисков Лизы он заметил тело на уступе водопада, то не на шутку испугался. Он вспомнил вопрос родственника и подумал, что его заподозрят в убийстве. Наверное, молодой человек уже сообщил в полицию о своих подозрениях. Слава богу, на девушке были ее серьги. И не было следов насилия.

Вечером того же дня к нему пришел начальник общины и спросил, почему он не явился за наградой. Франц удивился: “За что? Ведь я ее не искал!” “Это не твоего ума дело, Франц, — сказал старшина. — Как видно, ты родился в рубашке! Моя обязанность передать тебе эти сто крон. Не отдавать же их обратно русским”.

На следующий день Франц пошел в костел, вручил деньги священнику и попросил его помянуть Елизавету Дьяконову 2 ноября, в День всех усопших. “Разве эта русская была католичкой?” — удивился пастор. Франц промолчал. “Это слишком большие деньги, — сказал пастор. — Сто одна крона… Почему сто одна, Франц?”

Он не ответил и на этот вопрос. Священник задумался, достал ключ, отпер дверь исповедальни и жестом пригласил его присесть за занавеской у решетки. “Облегчи душу, сын мой…”