Павел Басинский - Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Он сел на скамью и долго молчал. “Герр пастор! — воскликнул он. — Почему эта девушка выбрала именно меня?” — “Что ты хочешь этим сказать, Франц? Ты что-то скрыл от полиции? Это очень большой грех!” — “Я все рассказал в полиции, — ответил Франц. — Но почему она выбрала именно меня?” — “Я понимаю, как тяжело тебе было видеть ее тело, — вздохнул пастор. — Но ты же ни в чем не виноват? Это самоубийство?” — “Нет, нет! — резко возразил Франц. — Это несчастный случай! Но почему она выбрала именно меня ?”

Так что же все-таки произошло в горах Тироля 11 августа (29 июля по старому стилю) 1902 года? Что это было? Самоубийство? Несчастный случай? У нас нет точного и окончательного ответа на этот вопрос. Детективного романа из жизни Лизы Дьяконовой не выйдет. Это исключительно человеческая история .

Но на какие-то вопросы ответы все-таки имеются.

Первый и самый главный. Любила ли Дьяконова своего Ленселе (или психиатра с каким-то другим именем) по-настоящему? Или это был придуманный сюжет, который был ей необходим для романа? Ответ однозначный: любила!

И, по-видимому, очень сильно… Даже страшно. В архиве Дьяконовой сохранились два письма 1901 года, и оба — неотправленные. Первое письмо — к сестре Вале.

22 июля 1901 года.

Милая Валя, милая сестра!

Что мне делать, что мне делать с самой собою!

Экзамен через две недели, а я почти ничего не знаю, не могу, не могу заниматься!

Я не могу сосредоточиться, не могу ничего <���нрзб>, потому нет у меня душевного спокойствия, — я знаю, что не могу видеться с ним.

Ты поняла? Не спрашивай меня ни о чем больше… Я переживаю страшное время, я ясно вижу все свое безумие, но не могу, не могу противостоять ему.

Ты знаешь мою жизнь. Ты знаешь, что я до сих пор никогда и никого не любила…

Не будем приводить письмо полностью. Оно слишком интимное и откровенное. Понимающий — поймет!

Второе письмо — кузине Маше Балтрушайтис — написано чуть позже. Начинается оно с обиды на подругу:

Ты пишешь: “человек, не сумевший взять от жизни своего счастья, что может сделать для других — раз он счастье в жизни своей не устроил?”

Дальше на нескольких страницах Лиза объясняет Маше, что есть люди, которым счастье само падает в руки. Такова Маша с ее богатством, с ее красавцем-поэтом Юргисом, который влюбился в нее, потому что она богата и красива… А ей, Лизе, ничего не давалось просто так. Она всего добивалась сама, преодолевая законы судьбы. Одного она не смогла преодолеть. Любви к своему психиатру (имя не называется). И все дальнейшее письмо — крик раненой души, где опять встречаются такие подробности, которые нельзя тиражировать. Как нельзя передать волнение, которое испытывала Дьяконова, когда писала это. Все письмо написано ужасающим и каким-то “больным” почерком. Все слова перечерканы, одно заменяется вторым, второе — третьим.

То, что оба эти письма остались неотправленными, говорит о том, что Лиза боялась признаться в своей любви даже самым-самым близким ей женщинам — любимой сестре и единственной подруге. Если бы она просто увлеклась своим врачом, а не влюбилась в него с чудовищной, непреодолимой силой, было бы иначе.

Любовь была. Страстная. Безответная.

Но тогда зададим себе второй вопрос…

Если Дьяконова до такой степени боялась признаться в своей роковой любви даже близким людям (женщинам), то как же она собиралась публиковать “Дневник русской женщины”? Псевдоним псевдонимом, но рукопись нужно было кому-то представить. Кому? Из литературных людей, имевших отношение к периодическим изданиям, Лиза знала только М. О. Меньшикова (“Новое время”) и В. Г. Короленко (“Русское богатство”). Но ни тому, ни другому она бы рукопись не понесла. Лиза не была нимфоманкой или графоманкой. И отлично понимала, какие “уши” торчат из этого “романа”.

Брат Лизы, Александр Дьяконов, был артистом, а у артистов — другая психология. Поэтому он и опубликовал парижский дневник сестры без всяких купюр. Но сама Лиза ни за что не решилась бы отнести его в печать. Да просто — показать мужчине.

Был вариант: отправить рукопись в какой-то журнал инкогнито . Но кто бы тогда ее напечатал? Впрочем, журналов в России начала ХХ века было много — какой-нибудь напечатал бы, наверное. Какой-нибудь не слишком разборчивый издатель, возможно, охотно опубликовал бы историю о том, как русская студентка Сорбонны, мечтая стать первой женщиной-юристом в России, “втюрилась” в своего психиатра и сошла с ума от этой любви.

Но разве о такой публикации мечтала она?

Важная деталь, на которую надо обратить внимание. Мария Балтрушайтис пишет родным Дьяконовой из Тироля, когда Лиза пропала, но тело еще не найдено: “У Лизы остался на станции сундук, квитанции от которого мы не нашли”. В этом сундуке была рукопись “Дневника русской женщины”. Это было единственное богатство Дьяконовой, это было то, чем она дорожила больше всего на свете. Куда же делась квитанция, без которой забрать сундук из камеры хранения у строгих на этот счет немцев было бы не так-то просто?

Если ее не было в дамской сумочке, которую она оставила в гостинице перед восхождением на Unnütz, значит, скорее всего, девушка взяла ее с собой в горы. Зачем? Почему квитанцию не нашли в узле с вещами? Потеряла? Выбросила? Если такое случилось на водопаде Luisenbach (Лизин ручей), то дальнейший путь квитанции проследить нетрудно. Спустившись по каскадам водопадов, она достигла бы озера Ахензее, самого огромного, самого глубокого и самого чистого водоема в австрийских Альпах.

Или прибилась бы к камню в Лизином ручье и растворилась бы в этом ручье без остатка.

Понятно, что сундук все равно отдали родственникам. Рукопись была “обретена”. И не просто обретена, но опубликована. Но это сделала не Лиза. Как-то она смогла отделить себя от своей рукописи, предоставив ей право на личную жизнь. Найдут сундук или не найдут? Возможно, о нем забудут и вспомнят спустя какое-то время, и не будут знать, что с ним делать: кому он нужен, куда отправлять? Кто-то из любопытства его вскроет, найдет этот женский дневник, вздохнет и использует бумагу в хозяйстве.

Но все это наши гадания… Правда в том, что, оказавшись в Тироле, Дьяконова независимо от своей воли оказалась окружена целым рядом “знаков”, которым, как чуткая душа, не могла не придать значения. Но если и не придала, они все равно работали на роман ее судьбы, а писала его уже не она.

Озеро Ахензее … Ланцелот был Озерным Рыцарем, так его звали, ибо воспитан он был Девой Озера, хранившей волшебный меч Эскалибур. Поднимаясь в горы, Лиза видела это озеро. Оно открывалось перед ней во всей его панорамной красоте!