Владимир Дружинин - Град Петра

В межсезонье — выход по выступу вправо, на тропинку сада.

Вода будет с трёх сторон. Задний фасад — на Неву, всеми окнами, деревья по берегу не сажать. Зодчему вручён набросок, сделанный рукой царя. Указано к тому же, что здание должно быть в два этажа и по-летнему облегчённое, без подвала.

— Стены мне гладкие ставь, — сказал царь. — Для пользы ума... Лепить пока некому.

Задумал сцены из мифологии, нравоучительные, — сюиту лепных медальонов, опоясывающую дом. Доменико представил себе белоснежные рельефы на фоне красного кирпича, и в памяти озарилась Москва — полоска узорочья горизонтально, тоже между этажами, по гладкому, на зданиях приказов. Белое и красное...

Но тот поясок тонок, а здесь широкий — вид ожерелья на нищем рубище... Наличников царь не хочет — проёмы без намёка на обрамление.

— Мне итальянские венчики-бубенчики ни к чему, — твердит его величество.

Да, изыски, вельможные прихоти римских палаццо претят его величеству. Но он, Доменико, и не предложит ничего подобного. Увлечений Фонтаны он не разделяет. Теперь в зодчестве господствуют французы — и по праву. Они сумели переболеть горячкой барока, их творения не оскорбляют прохожего назойливой роскошью господ. Плоскости возделаны, расчленены пилястрами, их капители — будь то лаконичные ионические или более живописные коринфские — хранят чистоту античных форм. Никаких слащавых довесков!

Но его величество заказал дом, который мало чем отличается от казарм, возводимых в цитадели. Что же — ордер не нужен для столицы великого русского государства? Тогда излишни и зодчие.

Может быть, не прав он, Доменико? Не сетовать надо, а преклоняться перед царём — его могущество после Полтавской битвы возвысилось, а вкусы остались прежними. Победы не возбудили ни тщеславия, ни тяги к мишуре.

— Город Солнца, — произнёс зодчий.

Вырвалось невзначай. Пётр вскинул глаза недоумённо. Доменико, смутившись, объяснил: город, сотворённый писателем Кампанеллой, — город справедливых, просвещённых, не ведающих голода, бедности, рабства.

— Знать, не ленивы, — отозвался царь. — Да кто ж они? Ангелы бесплотные?

— Нет, люди.

— И кнутом не мечены? Химера!

— Отчего ж? — произнёс Доменико. — Меня, к примеру, вы не бивали.

— С собой не равняй. Человечья природа ленивая. Слышь, мастер, — оживился Пётр, — мне из Англии машину везут, паровую, для сада. Фонтаны питать будет, коли дураки не испортят. Ну, пора мне!

Захлопнулась дверь за ним — и схлынула тяжесть царской воли, давившая плечи. Царский рисунок сделался отчётлив, Доменико вгляделся трезво.

Надо спасти постройку. Надо примирить сложный рельефный декор и тоску плоскостей. Упразднить казарму. Исполнить заказ царя по-своему, как подобает не подрядчику — архитектору...

Доменико чертил и комкал эскизы, ночь провёл без сна. Гертруда прикладывала к голове холодные компрессы.

Постепенно, в тягостных сомнениях, блеснул просвет. Есть один способ... Царь указал размеры лишь приблизительно, шагами, и не станет придираться к цифрам, он — зодчий — убедит его воочию. Дело в соразмерности, в тех отношениях длины к ширине, которые рождают благородную гармонию. Рождают волшебно. На дюйм больше, на дюйм меньше — и всё преображается... Сегодня же начать макет дома! Царь увидит...

Сотню раз Доменико отстранялся от листа, довольный, и вдруг — какая-нибудь мелочь... Она словно кричала... Дверь чуть короче, чем следует, крыша чуть выше... Или не трогать крышу, а увеличить слуховое оконце?

Окна обведены белым. Но этого мало. Поток будущей лепки широк, нужно где-то добавить белого. Но где? Пожалуй, на углах дома. Да, выбелить углы, снизу доверху...

«Постройку эту, — написал Доменико, — его величеству угодно называть голландской. Однако я не видел похожей в тесноте Амстердама, среди его узких фасадов в два-три окна. Летний дворец получится более близким к московским канцеляриям — по-русски «приказам». Там такие же высокие четырёхскатные крыши, такое же расположение декора на гладкой стене. А без него это палаццо напоминало бы и некоторые простые дома у нас в Астано. Словом, у великого монарха резиденции обыкновеннейшие. Мало отличается и зимний дом царя, тоже порученный мне».

Зимний заложен ближе к морю, не доходя Адмиралтейства. Он тоже двухэтажный, но с подвалом для хранения всяких припасов, имеет высокое крыльцо и лестницы к нему с двух сторон, а внутри значительных размеров залу.

«Разорвись я на две, на три части — работы было бы по горло», — сообщает Доменико. Что ни день, в лодке либо в коляске он объезжает Петербург.

К счастью, обер-комендант Брюс внял его просьбам — теперь у него три гезеля, сиречь ученика. Делают чертежи, макеты. Худо, что квартируют далеко, на Городовом острове, и вечно голодные — жалованье нм положено скудное. Жалко их, приходится подкармливать.

Ожидается четвёртый гезель...

Щёки у юноши ярко-румяные, как будто пришёл с мороза, хотя день был тёплый. В серых глазах — весёлые огоньки. Отвесил поклон истово, коснувшись рукой пола:

— Буон джорно, синьор!

Вымолвил чисто. Доменико, смеясь, похвалил. Земцов поклонился ещё раз:

— Синьор Фонтана салютует. Сказывал, скоро будет сюда.

Не новость... Сложное у Доменико чувство — рад и не рад приезду земляка.

От Фонтаны было весной письмо. О Земцове упреждал — человек-де полезный, окончил гимназию, умеет многое. А свёл их совместный труд. Сдали в печать Виньолу [70] Виньола (настоящая фамилия — Бароцци) Джакомо (1507—1573) — итальянский архитектор; в его трактате «Правило пяти орденов архитектуры» (1562) изложены принципы классической архитектуры. , на русском впервые! Фонтана делал чертежи, и Земцов помогал ему, а перевод выполнил сам, итальянским владеет превосходно. Почему же Марио уступает такого ценного юношу, не удержал при себе — разве не понадобится помощник в Петербурге? Дворец Меншикова ведь начат, уже фундамент класть пора...

Спрашивать гезеля неловко. А тот спешит показать себя — уже достал из деревянного сундука, обтянутого ремнями, книжку. На заглавной странице, литерами светскими, — «Правило о пяти чинех архитектуры». Доменико полистал, поздравил.

— Гравюры недурны, — сказал он, посмотрев. — Гордый, прегордый Рим... Виньола — дитя его.

Про себя подумал: и Фонтана тоже... Приверженец этой приторной, тщеславной роскоши. Верно, и Земцов под тем же наважденьем. Тогда нелегко с ним будет...

И точно — расстроился москвич, увидев макеты царских домов, летнего и зимнего. И это — резиденции его величества? Виньола, значит, ни к чему... Где система ордеров, им преподанная? На зимнем дворце — лишь слабый намёк, фасад разлинован, но чем? Какие-то прямоугольники... Отчего не пилястры, как полагается, с капителями, пускай простейшими, дорическими?