Сергей Мосияш - «Без меня баталии не давать»

Пётр взял из рук Левенгука дощечку-микроскоп и, точно повторяя движения изобретателя, осторожно склонился над стёклышком и замер, затаив дыхание.

— Доннер веттер, — прошептал он восторженно. — И это в чистой воде?

— Относительно чистой, ваше величество.

— Алексашка, Гаврила, посмотрите-ка.

Пётр подал Меншикову микроскоп, начал учить тут же:

— Да не так, вот так. Наклоняйся... Вот, вот. Видишь?

— Вижу, мин херц. Мама родная, и мы это пьём?

Пётр повернулся к Левенгуку:

— В чём секрет вашего микроскопа, Антон Иванович? Это же чудо. Никогда не подозревал, что в чистой воде водятся животные.

— Всё дело в увеличительном стекле, ваше величество.

— Но вот в зрительной трубе тоже ведь увеличительные стёкла, однако ж они увеличивают всего в несколько раз.

— Там большие, широкие стёкла, а мои стёкла не более горошины, но зато более выпуклы. И заметьте, чем оно меньше, тем больше увеличивает. Вот то, в которое вы смотрели, увеличивает примерно в двести раз. А вот это почти в триста.

Левенгук извлёк из кармана дощечку, завёрнутую в мягкую фланель.

— Посмотрите через этот.

Все начали наперебой рассматривать в микроскопы соскобы с зубов, слюну, опять воду. Восторгам и восклицаниям не было конца. Наконец Пётр спросил:

— Антон Иванович, а вы не пытались что-нибудь ещё рассматривать?

— Разумеется, пытался.

— Что, например?

— Я рассматривал под микроскопом строение растений, мышц животных, даже срезы кишок.

— Ну и что?

— Я подробно описал это в книге, ваше величество. Она была напечатана три года назад.

— Я могу иметь эту книгу?

— Я подарю её вам, ваше величество. Но напечатана она на латинском языке.

— Ну и что? Разве мы не переведём её? Антон Иванович, вы совершили настоящее чудо, открыв нам неведомый животный мир. Неужели у вас действительно нет своей лаборатории?

— А к чему она мне, ваше величество?

— Как? Вы же учёный. А каждый учёный должен иметь лабораторию.

— Простите, ваше величество, но у меня нет того образования, какое положено иметь учёному. Я просто любопытный.

— Мне бы таких любопытных! — воскликнул Пётр. — А что? Антон Иванович, едемте в Россию. А? Я создам вам все условия для работы, у вас будет своя лаборатория, хорошее денежное содержание.

— Спасибо, ваше величество, за столь лестное предложение. Но я слишком люблю свой Делфт, меня манили в Амстердам, но я отказался.

— Неужели вам, Антон Иванович, не интересно попутешествовать, посмотреть мир?

— Ваше величество, вы только что говорили, что я открыл для вас неведомый мир. Это и есть мой мир, — улыбнулся Антони. — Мир Левенгука. Спасибо ещё раз за лестное предложение, но мне достаточно этого мира, ваше величество. И не забывайте, что я уже не молод. А старику лучше уж прижать задницу и сидеть на своей печке.

— Жаль, очень жаль, — сказал Пётр. — Вы бы у нас были первым учёным. Мы бы создали вам такие условия...

— Спасибо, ваше величество, за столь высокую оценку моего труда.

— Антон Иванович, продайте мне какой-нибудь ваш микроскоп.

— Я готов подарить его вашему величеству.

— Э-э, нет, Антон Иванович, слишком большой труд вложен в них. А всякий труд требует оплаты.

— Ну что ж, — вздохнул Левенгук, — покупайте.

— Сколько?

— Не знаю, ваше величество, ведь в нём моя душа, а её трудно оценивать. Даже, я бы сказал, грешно.

— Ладно. Грех будет на мне. Тысячи гульденов будет достаточно?

— Много, ваше величество, — смутился Левенгук.

— Не много, Антон Иванович. За новый мир даже мало. Алексашка, рассчитайся с господином Левенгуком. И проводи его, а там возьмёшь обещанную книгу.

Меншиков вернулся скоро, принёс большую книгу в тёмном переплёте. Лефорт прочёл и перевёл латинское название её: «Тайны природы, открытые Антонием Левенгуком при помощи микроскопов».

— Приедем домой, надо перевести на наш язык. Петька Ларионов зря, что ль, латыни обучается, — сказал Пётр. — А ты что такой кислый, Алексаха?

— Так ты, мин херц, за какую-то фиговину отвалил тысячу, небось скиснешь. Опосля опять зазудишь: куда потратил, мот?

— Это не фиговина, Данилыч. Это большое научное открытие. Да, да. Может, тебе обидно, что у тебя полон рот этих тварей? Так не горюй, у нас у всех их не меньше. Важно, что мы открыли для себя новый мир, и всё благодаря ему — Левенгуку.

Как ни спешил Пётр в Вену, он не отказывал себе в удовольствии посещать в каждом городе музеи, фабрики, мастерские. А в Лейпциге от души настрелялся из пушек и мортир, показав присутствующим, как это надо делать — заряжать быстро, попадать в цель точно.

В Дрездене — столице Саксонии — встретили Петра со всей возможной пышностью и искренней признательностью за польскую корону курфюрсту Саксонскому Августу. Здесь понимали, кому обязаны были королевством Польским.

Однако новоиспечённого короля в Дрездене не оказалось, Август был в Варшаве, и принимал Петра наместник граф Фюрстенберг.

Что портило настроение Петру, так это толпы зевак, жаждавшие лицезреть русского царя. Фюрстенберг провожал его до отведённой для русских резиденции в центре города. Однако, увидев толпу возле дома, где предполагалось его поселить, Пётр сказал наместнику:

— Граф, или вы уберёте зевак, или я немедленно уеду из Дрездена.

Фюрстенберг приказал охране оттеснить толпу, и по образовавшемуся коридору Пётр прошёл в резиденцию, надвинув на глаза шляпу.

Из нескольких комнат, отведённых русским, он выбрал себе самую маленькую.

— Но это лакейская, ваше величество, — сказал Фюрстенберг.

— Ничего. Зато я никого беспокоить не буду.

— Что вы имеете в виду?

— Мне сказали, что здесь рядом кунсткамера.

— Да. Совершенно верно.

— Я намерен её посетить.

— Завтра?

— Нет. Сегодня после ужина.

— Но почему не днём, ваше величество?

— Днём я иду в цейхгауз, граф. У вас, говорят, богатейший артиллерийский парк.

— Да. Это верно. Ну что ж, — вздохнул граф, — тогда придётся вызвать смотрителя кунсткамеры.

— Пусть откроет, зажжёт канделябры и уходит.

После ужина все улеглись спать, а Петру с Меншиковым действительно постелили в лакейской, поскольку от неё было ближе к выходу.

— Мин херц, ты надолго? — спросил Алексашка.

— Откуда я знаю. Спи.

— Ничего, я подожду тебя, — сказал Меншиков и даже не стал тушить свечи.

Ждал час, другой и не заметил, как задремал. Проснулся уже утром, при свете дня. Свечи в шандале давно догорели и погасли, а Петра всё не было. Наконец появился бомбардир.

— Ты где был? — удивился Меншиков.

— В кунсткамере.

— Всю ночь, что ли?

— Выходит, так. Успел только две залы осмотреть. Очень интересно, очень. Вернёмся домой, будем свою кунсткамеру строить.