Борис Тумасов - И быть роду Рюриковичей

Дом Ратибора у самого Детинца: перекликаются ли гридни, коней ли взнуздывают — Ратибору всё слышно. Стены Детинца в четыре человеческих роста.

Встанет всадник на коня, руку протянет и не достанет верха. Снаружи Детинец опоясан рвом, а через него мостик к воротам переброшен.

Ограждения Детинца при Рюрике переделали, вкопали лесины одна к одной, за первой окольцовкой — вторая, третья, а междурядья землёй насыпали.

Детинец одной стороной к реке Волхову прилепился, а к нему примыкает мощённое плахами торжище — любимое место Ратибора. Здесь можно повстречать гостя из любой страны.

Однажды, когда Ратибор был отроком, нанялись они с ушкуйниками охранять купеческий караван, шедший в город Скирингсааль. Сначала они плыли по Волхову в Нево-озеро, потом Нево-рекой вышли в Варяжское море. Оно встретило их сурово. Штормило, сердито перекатывало волны. Пока добрались до ближнего фиорда, море проглотило одну ладью.

Переждав ненастье, подняли паруса, но настало безветрие, и пришлось налечь на вёсла, попотеть.

Город Скирингсааль шумный, многоязыкий. Здесь собирались гости со всего мира. Дома в Скирингсаале каменные, вечнозелёным плющом увитые, улицы, булыжником мощённые, и склады для товаров вдоль берега растянулись. Тут и гостевые дома.

В одну из ночей в Скирингсаале Ратибора едва не убили. Возвращался он на ладью из портовой таверны — весело посидел, какие-то девицы к нему подсаживались, — едва на причал вышел, как из темноты два лихих человека заступили ему путь. Навалились на него ради поживы, да не рассчитали силы.

Озлился Ратибор, стряхнул их. Одного замертво кулаком свалил, другой на него ножом замахнулся. Тут Ратибор ему руку вывернул, бродяга взвыл дико, а Ратибор уже поднял его и в море кинул.

Тому минуло с десяток лет, но Ратибору до сих пор видится торговый город в краю скандинавов, насквозь продуваемый сырыми ветрами, с частыми дождями и туманами...

Зима перевалила на вторую половину. Днём морозы стали мягче, но по ночам забирали своё. Как-то собрался Ратибор в Детинец, а накануне позвал тиуна. Седой бородатый старик в овчинном тулупе и валенках, в мохнатой шапке явился немедля, позванивая ключами. Ратибор ждал его на крыльце. Сказал:

— Надобно припасы проверить, хватит ли до новины [43] Новина — хлеб нового урожая; не паханная ещё земля, новь, целина; суровый небелёный холст. .

— Да уж лишку не допускаю. Однако поглядим.

Вдвоём они обошли клети, заглянули в бочонки с солониной, кадки с салом, закрома с зерном, липовые кадушечки с мёдом.

— Всего в достатке, боярин, — заключил тиун.

Ратибор заметил, довольный:

— От лихих людей уберечься бы.

— У нас псы лютые, я их сырым мясом кормлю, чтоб кровь чуяли.

Ратибор промолчал: тиун — человек верный, хозяйского не упустит, в доме и на подворье — везде поспевает. Отлучись воевода из Новгорода, тиун за всем доглядит...

У ворот Детинца Ратибор повстречал князя Юрия. Тот слез с седла, передал повод гридню.

— Всё так же крепок, воевода?

— Покуда не жалуюсь.

— А я вот в Новгород явился, к конунгу. Смерд-ожогщик в лесу берлогу обнаружил, так я Олега звать приехал. Не желаешь ли с нами на охоту?

— Медведь один, а вас двое, князь Юрий, — отшутился Ратибор. — Аль не одолеете?

Юрий повязку на глазу поправил, о другом заговорил:

— Ко мне, воевода, от кривичей один занятный человек прибежал, попросил укрыть от князя Мала. Я ему до поры приют дал, авось пригодится. Смекаешь?

— Понимаю.

— Ну коль от охоты отказался, славить Коляду [44] Коляда — бог торжеств и мира в языческой Руси. зову.

— Благодарствую.

И распрощались.

Хозяин ожоги [45] Ожога — крестьянская изба, хозяин которой готовил поле под посев, выжигая лесной участок. в летах и немощен, а потому о берлоге поведал князю. Будь смерд помоложе, сам бы поднял медведя, нынче же сила не та, руки не удержат рогатину. А Юрий посулил одарить медвежатиной.

От усадьбы до ожоги князь с конунгом добрались на волокуше. С ними два отрока из младшей дружины. Оставив гридней и волокушу у ожоги, охотники направились к берлоге. Миновали кучу сухого валежника — его смерд сожжёт весной и перепашет поляну, посеет яровые хлеба, а осенью озимую рожь.

Шагали молча, настороженно. Но вот смерд остановился у древнего дерева, подал знак. Чуть в стороне темнел лаз. Юрий приблизился, сунул длинный шест в берлогу, принялся дразнить медведя. Тот долго не просыпался, наконец зарычал сердито и вдруг выскочил из берлоги, ровно камень из пращи. Юрий и отпрянуть не успел, а Олег взять медведя на рогатину, как зверь уже ломал князя, рыкал свирепо. Отбросив рогатину, Олег выхватил нож, ударил под левую лопатку и снова ударил. Оскалившись, медведь осел, завалился на бок бездыханным.

Подскочили смерд и гридень, помогли князю Юрию подняться. Его короткий кожаный полушубок был изрезан медвежьими когтями, изорван в клочья. Князь сел на сваленное дерево, передохнул. Подозвал гридня:

— Разожги костёр да зажарь печень. А ты, смерд, отруби себе медвежатины и сними шкуру.

Олег присел рядом с Юрием:

— Да, ловок зверь.

— Эка он меня облапил, ровно девку, — покрутил головой князь.

Олег рассмеялся:

— Хороша медвежья потеха...

— Куда лучше. Надолго запомню.

Потом они пили вино, заедали медвежьей печенью. Она была сладкая и чуть-чуть кровоточила. Юрий спросил:

— Ночевать ко мне поедешь?

Олег поднял брови:

— К чему кличешь, коли Ладу от меня хоронишь? В Новгород отправлюсь.

К Новгороду подъехали в полночь. Ещё издали увидели, как город светился факелами. Они горели и на крепостных стенах. И оттого небо над городом казалось тёмным. Сыпал редкий, но крупный снег. Воротная стража, узнав конунга, открыла ворота. Шум и общее гулянье захватили Олега. Пока к Детинцу ехал, не одну толпу повстречал. Из дома в дом, от избы к избе с песнями и прибаутками ходили славители. Весело, с приплясом брели, скоморошничали. С подворья Ратибора вывалились с песенкой:

За годы жизни среди славян Олег хорошо усвоил их обычаи. Сегодня они славят своё божество, собирают подношения для общей жертвы богу солнца.

Песенники отдалялись, но слова песни ещё можно было разобрать:

Застучали копыта по мостику через ров, и Олег въехал в Детинец. У высокого крыльца соскочил с коня, кинул повод отроку. Светились оконца хором, из гридницы доносился гомон, голоса. Гридница просторная, резные столбики подпирают потолки, пол свежей соломой устлан, и повсюду столы, а за ними на лавках гридни-славяне сидят. Светят жировые плошки, скупо освещают гридницу и воинов. Олег скинул на руки отроку подбитый мехом плащ, уселся между гриднями. По столу, по опорожнённым блюдам понял: гридни гуляют с вечера. Ему подали кубок. Все смолкли в ожидании. Олег обвёл гридницу взглядом, сказал: