Алексей Ракитин - Убийство на Знаменской

Алексей внимательно следил за лицом собеседника, но при этом чувствовал на себе взгляд продавщицы, явно прислушивавшейся к разговору. Что-то в происходящем раздражало Шумилова, что-то было неправильно, но он пока не мог понять, что именно; беседа явно шла не так, как хотелось бы. Вот только в чем причина?

— И вы утверждаете, что вы не знаете женщины двадцати двух-двадцати трёх лет, ростом два аршина одиннадцать — двенадцать дюймов, рыженькую…

— Извините меня, — снова перебил Шумилова продавец, — я много знаю разных женщин, но мне непонятно, почему вы меня об этом спрашиваете…

— Это просто возмутительно! Вы даже не выслушали меня до конца! — Шумилов понял, что продавец очень нервничает, чрезвычайно даже, а значит, у него есть основания опасаться любопытства постороннего человека. — Мне кажется, вы прекрасно знаете девицу, о которой я толкую, да только не хотите мне помочь.

— Уж извините, отчётом вам не обязан, — неожиданно резко отчеканил обладатель усиков-мерзавчиков. С его стороны это была явная дерзость.

— Разумеется, вы не обязаны мне отчётом. Да только я отчёта от вас не требую. Я прошу вашего содействия.

— Да чем же я могу вам помочь? — продавец, видимо, уже просто куражился над посетителем. — Вы хотите непонятно чего. Спрашиваете про заказ, которого быть не может. Посудите сами, как мы можем приготовить вчерашний заказ за сутки, ежели у нас срок исполнения три дня. Вот-с объявление на прилавке, прочтите!

Чрезвычайно довольный своей находчивостью продавец кивнул на большой лист бумаги с набранным типографским способом текстом, излагавшим порядок оформления и получения заказов. Лист крепился канцелярскими кнопками к большому дубовому щиту, стоявшему на прилавке. Что ж, французик, может, и казался сам себе чрезвычайно находчивым, да только он упустил из вида одно существенное обстоятельство: Шумилов ничего не говорил о том, что интересовавшая его женщина делала заказ накануне.

— С чего это вы взяли, что речь идет о «вчерашнем заказе»? Я ни словом об этом не обмолвился, — процедил Алексей, наклонившись к уху продавца.

— В самом деле? Стало быть, я неправильно вас понял, — моментально выкрутился француз. Вернее, он только подумал, что выкрутился.

Шумилов, наплевав на возможные последствия, схватил наглеца за край жилетки и рывком притянул к себе, заставив навалиться животом на прилавок.

— Вот что, умник, дело идёт о серьёзном преступлении, в котором засветилась упомянутая дамочка. И если ты не желаешь разговаривать со мной, то в этом случае тебе придётся беседовать с агентами Сыскной полиции. И у меня есть сильное подозрение, что беседа эта доставит тебе очень мало удовольствия. Уж я постараюсь…

— Я скорее сам вызову полицию, ежели вы не отпустите мой жилет.

— В самом деле? Ну, так вперёд, зови! Вот тут-то у нас и начнётся самый интересный разговор. Я посмотрю, как ты начнёшь рассказывать полицейским о том, сколь много у вашего магазина клиентов и как трудно тебе припомнить ту самую девицу, о которой я толкую, в то время как за последний час ваш магазин посетили всего-то восемь человек! И это в среду, в полдень! Хех, не сказать, чтобы у вас очень бойко шла торговля! И вот тогда-то полиция начнёт думать, что именно мешает тебе быть искренним.

Продавец остановившимся взглядом, полным ненависти, буравил лицо Шумилова и молчал. Неизвестно, в каком направлении пошёл бы разговор далее, но тут Алексей, скосив глаза, встретился со взглядом продавщицы. Та весьма выразительно шевельнула бровями и лёгким кивком указала ему на дверь. Она явно приглашала Шумилова выйти.

Алексей оттолкнул от себя продавца и, бросив на ходу: «У вас лоб вспотел, утритесь!» вышел из магазина. Спустившись по лестнице, он прошел 20 шагов по тротуару проспекта и, став поодаль, принялся дожидаться, что же последует дальше. Ждать долго не пришлось, буквально через минуту в дверях магазина появилась продавщица; оглянувшись и увидев Шумилова, она поспешила к нему. Женщина открыто улыбалась и имела чрезвычайно довольный вид.

— Как вы Франсуа схватили! Он чуть не обделался за прилавком! — это были первые слова, произнесённые ею.

— Простите, как вас зовут? — полюбопытствовал Шумилов.

— Ольга.

— Давайте, Ольга, отойдём в сторону, желательно даже уйдём отсюда подальше, и вы расскажете мне всё, что хотели сказать.

Они так и поступили. Перейдя мост через Мойку, они вошли в кондитерскую Вольфа. Расположившись за столиком и попросив принести кофе, Алексей обратился к новой знакомой:

— Я так понимаю, что рыжую девушку ваш Франсуа неплохо знает…

— На самом деле Франсуа вовсе не мой. А вот эту саму рыженькую он действительно знает хорошо, поскольку она тут работала буквально вплоть до последней недели.

— В самом деле?

— Да! И наш милый Франсуа имел на неё виды. Но… не срослось! А так хотелось! Сонечка явилась давеча в сопровождении смешного господина с усами, как у сома, — продавщица обеими руками изобразила, как свешивались эти усы, — заказала шляпку, а господин оплатил. Франсуа лез ей на глаза и вид имел самый жалкий, однако ж, подсуетился, заказ велел подготовить вне очереди… Фигляр!

— Сонечка, стало быть…

— Сонечка. Карьянова. Кстати, шляпку-то она сегодня забрала, только раньше вас.

— В самом деле?

— Ага. Явилась к открытию, говорит, недосуг ждать полудня. Франсуа вытащил ей коробку, гнусно улыбался, стелился и низкопоклонничал. Тьфу, смотреть было тошно!

Теперь вроде бы всё начинало вставать на свои места. Оставалось выяснить сущие пустяки, но в них-то, как это часто бывало, крылась вся соль.

— Вы говорите, что Сонечка уволилась неделей раньше. Даты не припомните?

— Ну-у, — продавщица на миг задумалась, забавно наморщив лобик, — седьмого она отработала, а восьмого… да, в среду, взяла расчёт.

— Без объяснения причин? — задал уточняющий вопрос Шумилов.

— Без объяснений.

— А адресочек Сонечки Карьяновой, часом, не припомните?

— Отчего же, припомню. Но вы-то мне, надеюсь, спасибо за это скажете?

— Разумеется, скажу, — Шумилов запустил руку под плащ и извлёк портмоне. — Вот вам десять рублей. Только с условием: не говорите мне о том, что Сонька живёт на Тележной улице. Я уже там был и знаю, что это не так.

— Тележная? — переспросила Ольга. — Про Тележную я ничего сказать не могу. А знаю только, что Карьянова снимает комнатку в квартире на третьем этаже в доме Плещеева в Толмазовом переулке, это по правую руку, если смотреть со стороны Садовой.

Теперь Алексею стало ясно, как Сонька-Гусар убежала от него давеча — она просто пересекла двор и поднялась к себе домой. И привязанность её к ресторану Тихонова в «Пассаже» тоже получила простое и ясное объяснение: до этого заведения ей было всего-то две минуты ходу. Как, оказывается, всё просто…