Олег Капустин - Судьба генерала

Вот и сейчас, в эту волшебную ночь католической Пасхи, или «вельканоц», как её называли поляки, он восторженно слушал орган во время пасхальной службы. Ксёндз святил ярко расписанные яйца, калачи, печенье в виде птиц и зверей, свиные головы, колбасы. Тяжёлый запах снеди смешивался с ладаном. Потрескивали многочисленные горящие свечи. Единственно, что смущало юного рыцаря, — это глаза пани Магды, жены пана Стаховича, седоусого хозяина дома, где снимал Николай квартиру вместе с братьями и подпоручиком Николаем Дурново, адъютантом князя Волконского. Белокурая полька прекрасными голубыми глазами частенько стреляла в его сторону, не давая сосредоточиться на музыке и возвышенных переживаниях.

«Вот ведь паразитка, — ругался про себя Николай, — о душе в костёле надо думать, а эта задрыга и в святом месте о теле забыть не может». Правда, и он тоже, ведь фигурка у неё — дай боже! — об этом прапорщик знал не понаслышке. Как ни сопротивлялся молодой офицер, беря пример со святого Иосифа, но против польских чар не смог устоять. Прошлое Вербное воскресенье, когда молодёжь хлестала друг друга «пальмами», пучками вербных прутьев и у костёлов жаки-школьники, ставшие в два ряда, шутливо повествовали о своём житье-бытье, бедах и тяжести поста, подставляя котомки для лепёшек и прочей снеди, которыми оделяли их горожане, в этот памятный день Николай, презирая сам себя, пробирался воровато сквозь густую праздничную толпу к неприметному домику в тихом переулке, где его ждала прекрасная пани Магда. И случилось то, что и должно было случиться: на одного мужчину в армии российского императора стало больше.

— Теперь хоть ты знаешь на своём опыте, от чего так долго отказывался, — прокомментировал грехопадение товарища красавчик адъютант Николай Дурново, вертящийся, как обычно, перед зеркалом, увлечённо взбивая кудрявые височки. Он ухаживал, и довольно успешно, за подружкой пани Магды.

— Да уж! — хмыкнул недовольно прапорщик. — Знать-то я знаю, только от этого мне не легче.

Николай чувствовал, к своему стыду, что сил отказаться от пани Магды, во всяком случае сейчас, у него точно не было. Теперь-то уж отлично понимал, как красотки могут вить верёвки из самых свирепых мужчин. И сейчас под сводами костёла никак не мог сосредоточиться на великой музыке Баха. Перед глазами вставали сцены свиданий с чаровницей Магдой, и ему то хотелось кинуться к ногам красавицы, то сжимались кулаки и охватывало страстное желание подраться с каким-нибудь поляком. В общем, чёрт знает что творилось в душе у благоразумного обер-квартирмейстера, который совсем недавно безмятежно читал Руссо и штудировал книгу по фортификации да мечтал получить Георгия в петлицу за предстоящую Литовскую кампанию. И тут вспомнил, как катался с горки с Наташей Мордвиновой, как целовал её тёплые, невинные губы. Слёзы показались на глазах молодого воина. И не мог понять, что же вызвало их: то ли эта великая музыка, то ли глаза пани Магды, то ли воспоминание о Наташе? Николай плакал, и на сердце у него было так грустно и одновременно сладко, как ещё не бывало никогда. Наивный прапорщик и не догадывался, что польское слово «чаровница», которое так шло белокурой польской красавице, означает по-русски «ведьма»!

А в это время чаровница Магда с умилением наблюдала, как слезинки текут по щекам её молоденького любовника, и с трудом сдерживалась, чтобы не кинуться к нему и страстно сжать в цепких объятиях.

«Только русские могут быть такими сентиментальными!» — чуть было вслух не проговорила растроганная пани Магда.

Вскоре подошло время и православной Пасхи. В этот же день приехал и князь Волконский, главный квартирмейстер русской армии. Николай в числе других офицеров представился своему шефу. Дни шли за днями, весна уже набрала полную силу. Появились первые зелёные листочки, зацвела черёмуха, в рощах вокруг Вильно вовсю горланили соловьи. В середине мая Николая и Михаила князь Волконский откомандировал в 5-й Гвардейский корпус, которым командовал наследник престола, цесаревич Константин Павлович.

Началась новая страничка в армейской карьере Муравьёвых.

По дороге в Видзы, где был расквартирован 5-й корпус, братья заехали на мызу Малые Даугилишки к своему троюродному брату, поручику лейб-гвардии Измайловского полка Матвею Муромцеву, адъютанту начальника гвардейской дивизии Ермолова. Помещичий дом стоял в сосновом бору. Было уже по-летнему жарко. По стволам высоких деревьев стекали янтарные капли смолы.

— Давайте я вас познакомлю с Алексей Петровичем, — предложил Матвей, когда братья напились у него в комнатке чаю.

— А удобно будет это сделать? — спросил Николай. — Подумает ещё генерал, что мы ему навязываемся.

— Да нет, он хороший дядька, да и настроение у него сегодня отличное, — махнул Муромцев рукой, — он сейчас отправится прогуляться по окрестностям, вон ему уже денщик коня вывел, пойдёмте, пойдёмте.

Офицеры вышли на широкое крыльцо. Рядом со ступеньками солдат держал под уздцы холёного вороного коня, которому самому не терпелось поскакать по полям в этот чудесный день, пахнущий сосновой хвоей и цветущей под окнами мызы сиренью. Из распахнутой настежь двери вышел высокий генерал. Николаю он показался совершенным Геркулесом: плечи широкие, могучие руки, тонкая талия, решительный широкий шаг. Одет очень просто: тёмно-зелёный пехотный офицерский сюртук без эполет, серые рейтузы с боковыми медными пуговицами, а на голове не генеральская чёрная фетровая шляпа с плюмажем, а обычный офицерский кивер. Генерал явно хотел на прогулке сойти за простого пехотного офицера.

— Братья Муравьёвы? Очень приятно с вами познакомиться, — радушно откликнулся Алексей Петрович, когда его адъютант представил ему двух молоденьких волнующихся прапорщиков. — Я слышал о благом начинании вашего батюшки полковника Муравьёва. Создать школу колонновожатых в Москве — очень важное и нужное для нашей армии дело. Я ведь тоже начинал службу как квартирмейстер в бомбардирском батальоне и хорошо знаю, как недоставало всегда, а сейчас особенно нашим войскам грамотных штабных работников. Кого-кого, а храбрых сорвиголов-офицеров у нас в полках хоть пруд пруди, а вот образованных в военных науках — кот наплакал.

Братья расплылись в довольных улыбках: слова известного боевого генерала были для них на вес золота.

— Ваше превосходительство, — осмелел Николай, — мне как офицеру Главной квартиры известна дислокация наших войск на границе, а также довольно подробно размещение войск французов за Неманом. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, что наши корпуса так растянуты по всему фронту, что будь нашим противником не Наполеон, а даже какой-нибудь немец, то и в его тупую прусскую башку пришла бы мысль неожиданно перейти Неман, рассечь наши армии и расколошматить нас поодиночке. Неужели наши генералы не видят этого? Или ни у кого не хватает духу доложить об этом нашему государю?