Михаил Альшевский - Варяги

— Конунг Гуннар, — вдруг раздался голос законоговорителя, — ты собирался обратиться к народу. Люди долин готовы слушать тебя.

Гуннар легко поднялся с валуна, обогнул скалу и по короткой тропе с подобием ступеней поднялся на вершину.

Они стояли рядом: слепосмотрящий Один с жирно блестевшими губами и суровый человек, облачённый в фиолетовый плащ, из-под которого виднелась кольчатая железная рубаха. На какое-то время две фигуры застыли почти в одинаковых позах. Суровые складки на лице Гуннара сложились в подобие глубоких следов резца на деревянной личине Одина. Неизвестный мастер стародавних времён уверенно держал в руках резец и знал, как передать на деревянном лице дух силы и непреклонности.

Гуннар положил меч к подножию Одина. Снизу на конунга смотрели сотни глаз, внимательных и настороженных. Он шагнул к самому краю скалы. Один остался за спиной.

Они ждут его слова. Не первый раз Гуннар говорит с народом. До сих пор его призывы к объединению не находили понимания. Люди цепляются за отжившую своё старину. Что ж, он тоже уважает законы предков. И потом — долгие годы научили его осторожности. Когда-то он действовал, потом размышлял, теперь размышляет, а затем действует. С народом нельзя быть нетерпеливым. К этому тингу Гуннар готовился давно. И сегодня он сделает всё, что сможет. Чем закончится его спор с людьми долин? Пусть рассудят боги...

— Люди долин! — загремел его голос. — От мелких дел и забот я хочу обратить ваши сердца и думы к важному. Здесь собрались мудрые старейшины и отважные воины, трудолюбивые бонды и искусные домочадцы, все роды пришли к скале законов и поклонились Одину. Мы живём одним сердцем, на одной земле, говорим на одном языке, у нас одни обычаи. Но можно ли назвать нас одним народом? Роды живут в своих долинах независимо один от другого, враждуют, грабят, убивают. Старейшины и ярлы родов ни в чём не хотят уступать друг другу, каждый думает о своей долине и о своих сородичах. О судьбе же всей земли и жизни всех родов никто не заботится и не думает...

— Ты забыл, конунг Гуннар, что говоришь на тинге, — насмешливо крикнул Торир. — Разве тинг не выражает волю всех людей долин?

— Вот ещё одно проявление старых, отживших своё порядков, — круто повернулся Гуннар в сторону Торира. — Взбесившийся ярл, убивший ни в чём не повинного человека, столько времени живёт не наказанным и ещё смеет поднимать голос на тинге. Плохо мы живём, люди долин, и будем жить ещё хуже, если не откажемся от таких порядков...

— Они завещаны нам предками, — раздался одинокий гневный голос, и толпа одобрительно зашумела.

Торир рвался из цепких рук братьев и Торгрима. Ослеплённый яростью от оскорбления, он готов был обнажить меч против Гуннара. На их молчаливую возню смотрели с осуждением. Торир мешал слушать Гуннара. Время сведения счетов ещё не пришло.

Схваченный тремя парами рук, Торир наконец успокоился. Только глаза, расширенные, побелевшие, да желваки, перекатывающиеся под кожей скул, выдавали охватившую его ярость.

Люди долин ждали продолжения речи Гуннара. Начало её не понравилось многим — конунг посмел хулить законы и заветы предков. Конечно, кое-что можно и нужно изменить. Почему, скажем, воины должны обязательно жить в большом доме? Об иных заветах помнят лишь старики. Молодым чаще всего нет дела до того, как жили их предки. Они живут своим умом. Всё это так. Но восставать открыто против вековых обычаев? Нет, конунг Гуннар посягает на святыни и поддержки не получит.

— Горько и тяжело слышать, — после продолжительного молчания вновь заговорил Гуннар, — как вы, лучшие люди долин, одобряете отжившие установления. Вы не хотите понять, что такое одобрение на руку лишь подобным ярлу Ториру. Это они, вольно или невольно, хотят погибели нашему народу. Да. я не боюсь сказать об этом прямо и открыто здесь, перед вами и перед лицом Одина. Разрозненные роды враждуют между собой, они никогда не смогут навести порядок на своей земле и никогда не смогут защитить её от врагов. Не надо шуметь люди долин! Вам не нравятся мои слова, они кажутся вам необоснованным упрёком. Нет и ещё раз нет! Не упрекать вас поднялся я на скалу законов, а сказать правду Правда же редко бывает приятной. Но лучше знать горькую правду, чем приятную ложь. Я готов много раз повторять: если мы не объединимся, то погибнем.

Я не пугаю. Вас невозможно напугать. Вы свободные и сильные люди. В своих горах и фиордах нам не страшен никакой враг. Наша земля бедна, а море сурово. Но они кормили наших предков и кормят нас. Роды иногда враждуют между собой, но это семейные ссоры родственников. А если в наши дома приходит беда, мы забываем обиды. Так зачем нам какие-то изменения, зачем объединяться? Так думаете вы, так думали наши отцы и деды.

Люди долин! Что было хорошо вчера, сегодня уже перестало быть хорошим. Нам нужна не только сила, но и разум. Мудрейшие из вас. по рассказам отцов и дедов, знают, как жили наши предки. Каждый род обитал в своей долине и довольствовался малым. Никто не покушался на добро соседей, потому что род был в каждом человеке и каждый человек — в роде Проступок одного вызывал междоусобицу многих. Границы родов почитались священными. Разве ныне они остались такими же?

Знает ли сегодня старейшина или ярл. чем и как живёт каждый бонд? При всём желании он не может этого знать. Вы скажете: ну и что из того? Роды разрослись, каждый человек вправе жить так, как он хочет, и там, где пожелает. Оттого, что бонд живёт в хижине, а не в большом доме, он не перестаёт быть членом рода. Он так же послушен воле рода, как были послушны его предки. Значит, ничего не изменилось в жизни людей долин, значит, и дальше она останется неизменной.

И вот тут, старейшины и ярлы, вы ошибаетесь. Жизнь изменилась. Вечность установлений рода кажущаяся. Посмотрите вокруг внимательнее. Там, где род раньше мог легко кормиться охотой и рыболовством, сегодня не хватает места бондам с их десятком овец. Они переходят границы и в поисках лучших мест селятся на новых землях. Разве вы, старейшины и ярлы, можете воспрепятствовать им? Да если бы и захотели, не сумели бы. Пригодной земли становится всё меньше, скажу больше — её вообще не осталось. Не потому ли люди покидают долины и уплывают в страну Горячих Источников? Людей в долинах становится много, и они не довольствуются малым. Им тесно на родной земле — она не может дать им всего необходимого...

Гуннар говорил спокойно, с чуть заметной печалью в голосе.

Слушали внимательно. Ни один протестующий голос не раздался у скалы законов. Много, слишком много горькой правды было в словах конунга. Да, в долинах стало тесно. Да, земля родит скудно. Да, бонды с каждым годом всё чаще нарушают обычай — жизнь заставляет. Да, смельчаки покидают долины — говорят, страна Горячих Источников просторна и обильна. Не попытать ли счастья? Но как к этому отнесётся род?