Петр Альшевский - «Наследник графа Цеппелина»

© Петр Альшевский, 2021

ISBN 978-5-0055-2332-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

На протяжении трех лет я заезжал к нему в Париж, и он, укрывшись в своем особняке, рассказывал мне о себе, отвечая на мои вопросы и усмехаясь над охватившей меня идеей составить из наших бесед небольшую книгу.

Он говорил, что это не нужно, но, если хочешь, работай и не отступай.

Я использовал предоставленную мне возможность и практически не выключал диктофон, вылавливая услышанные, а после и переработанные мною слова, столь долго удерживавшие меня в притяжении этого отстраненно державшегося человека.

По неведомой мне причине войдя к нему в доверие, я пытался быть раскованным и свободным, поражаясь проявляемой по отношению ко мне терпимости, не позволившей ему посоветовать мне больше у него не появляться.

Намеченное я довел почти до конца. За допущенные ошибки с меня, пожалуй, не спросят. Да здравствует рок-н-ролл и буддизм большой колесницы.

Кофе я выпил, большое спасибо, особенно за коньяк, подлитый тобой до краев в мою чашку, где кофе было на дне. Если не возражаешь, давай сначала о детстве. Великом этапе бытия, когда все еще впереди, и ты об этом не задумываешься, с наслаждением довольствуясь настоящим.

Я родился в Москве в 1967-м году, и лет с четырех, уже начиная что-то осознавать, жил в двухкомнатной квартире на Ленинском проспекте. В детский сад я не ходил, сидя дома – родители уходили на работу, оставляя меня сначала не помню с кем, а затем одного, бродящего по комнатам, думая о своем. Я смотрел в окно и играл во взрослого, ставшего лилипутом, в силу чего желающего выброситься из окна; выходя на балкон, я дышал, передо мной открывался привычный вид, и я не обращал на него никакого внимания.

В окно – из окна – мама с папой задерживаются – я не терялся, расставленных мною на балконных перилах игрушечных индейцев не сталкивал, их сдувал ветер.

Они падали, я выскальзывал из квартиры, дверь я не закрывал. Подобрав их с газона, нес обратно, включал музыку, мне очень нравилась одна отцовская пластинка. Кстати, к этому времени отец перешел на службу в МИД, и у папы появились возможности доставать недоступное остальным. В числе прочего и средства для принятия реальности, расширяющейся в моем случае вверх и вкось из-за наличия в ней той самой, кажется польской, пластинки «Rolling Stones».

Я ее ставил и ставил наравне с замечательными историями о Златовласке, бароне Мюнхгаузене, шестая перемена блюд… седьмая перемена блюд… барон наелся, и я поднимаю иглу, вынимаю из конверта наиболее значимое, песня начинается с хорового зачина, затем они расходятся, следует западающий в душу припев… You can’t always get what you want.

Что, папа, это значит?

Ты не всегда можешь получить то, что ты хочешь.

Я в курсе, совсем мало жил, но в курсе, перебегая через дорогу, стремлюсь в Нескучный Сад слушать невидимых птиц, мне хочется обнять каждое дерево, пожелав ему быть не срубленным, я расту, вскоре пора идти в школу. До страшного дня еще месяцев пять.

Мы плывем с отцом на речном трамвае, внимая шуму нашего родного единственного города, за нами с той же скоростью плывут утки. Мне так представляется, спойте и вы, ваши голоса заглушаются двигателем, непроверенные данные об идеальной погоде на завтра не препятствуют мне улыбаться сегодняшнему дождю. Отец не взял зонт. И не уводит с палубы под навес.

Взирай, говорит, промокай, у меня выходной, вернувшись на берег, зайдем в магазин и я куплю тебе лимонада.

Продрогнув под апрельским дождем, я радостно соглашаюсь. В пустынном проулке пьем, передавая, из горлышка, выбравшись на проспект, сталкиваемся с отдыхающими массами, отец не слишком восторгался людьми. Не соприкасаясь с ними, он относился к ним с уважением, но при необходимости контактировать не спешил раскрывать объятия, умело держа дистанцию. Вы сами по себе, я сам по себе, копите деньги, ловите мух, и всего вам наилучшего. На работе его ценили – спокойный, исполнительный, в политическом своемыслии не замечен, плюс крепкая семья, моя мама и я.

Какая ты красивая, любимая! Какой же ты странный, сынок! Первого сентября 1974-го я стоял на залитом бетоном плацу на муторной школьной линейке, куда они привели меня вместе – придя домой, я просил меня больше туда не посылать, но мама сказала, что это обязательно.

Став умным и образованным, добавила она, ты пойдешь по стопам отца, который тогда выбьется в серьезные начальники и посодействует тебе в карьерном продвижении.

Какая-то чушь, пробурчал я.

Ты бы желала видеть его членом Политбюро? – смущенно поинтересовался отец.

Я рожала его не просто так, веско ответила мама, готовя праздничный ужин в ознаменование моего вступления в контролируемую жизнь.

Из под контроля теперь было не выйти. На уроки ходи, уроки делай, задобренный подарками классный руководитель постоянно на проводе – как у него успехи? Негативные сдвиги не наблюдаются? Вы с ним, Ольга Ивановна, без сантиментов, обрабатывайте пожестче, в дошкольные годы мы избаловали его свободой и одиночеством, и я бы порекомендовала вам спрашивать с него поактивнее: ради исправления допущенных нами ошибок.

Душите меня, безжалостно ломайте, я с ранцем в толпе галдящих детей в одинаковой форме, возвышенный настрой пропадает, со мной покончено – не дури, Пашенька. Гляди вон туда. Чей это портрет?

Это Ленин.

Я не сомневалась, что ты знаешь. Да, это Владимир Ильич. А чем он известен?

Он, вероятно, в чем-то знаменитый хороший человек. Но я не настаиваю. Отец мне о нем не рассказывал, а телевизор я почти не смотрю.

В твоем случае смотреть телевизор довольно полезно. Полезнее, чем вести беседы с твоим отцом, не просвещающим тебя истинной роли нашего вождя и учителя. Придется позвонить в его министерство и сказать все как есть.

Не надо, не звоните. Он мне говорил – я только забыл по глупости.

Ну, это другое дело. В субботу после занятий уборка территории – не смей увиливать. Второй раз не прощу.

Бежать от диктата, прятаться в раздевалке, из куртки старшеклассника пропала мелочь, я не брал, деньгами на карманные расходы меня обеспечивали, и я проносил их обратно, у меня все есть. Небо, пластинки, луна – за луной я наблюдал украдкой, поскольку спать меня клали рано. Отоспись и наберись новых сил, в учебе без них никуда, но чему мне учиться, если по правде? Очень многому. Но в школе этого не преподают, там пресс приземленных предметов, я бы не сказал, что мне хотелось летать, однако тупо ползать меня тоже не прельщало.

You cant always get what you want… Я и не получаю. Меня давят и утрамбовывают. Ребята из нашего первого, второго, третьего, четвертого «Б» считают меня сильно задающимся, ставящим себя выше всех, гнилым надменным товарище – это не так. Когда мне не натягивали разум чем-то обязательным, я не чурался общества, с великим удовольствием выходя во двор поиграть в футбол. Без дела с рогаткой я не бродил, у подъезда со скуки не засиживался, но погонять мяч обожал, и достаточно неплохо, парни лет по пятнадцать спорили до хрипоты за право взять меня в свою команду, а над всем стоял дядя Гриша.