Иван Катавасов - Блаженство по Августину

Тотчас заманчивое предложение Оксидрака Паллантиана горячо поддержал почтенный картагский ланиста Нумант Иберик, ничуть не забывающий патрона и былого воспитанника. О педагогическом прошлом у подопечного мальчика Аврелия он не устает передавать всем и каждому в Картаге. Порой обижается, когда ему не верят и ехидно осведомляются: не служил ли он случаем дядькой у Туллия Кикерона или Сенеки Младшего?

Впрочем, выглядит наш Нумант моложаво, дай Бог всякому, по-прежнему крепок духом и телом. Из мужского возраста никоим образом не выходит и весной обзавелся здоровеньким отпрыском от второй молодой супруги. Первая его жена Земия, к несчастью, умерла родильной горячкой несколько лет тому назад. Ее свекровь Эвнойя, она же старая нянька Аврелия, в прошлом году опочила в преклонных летах. А вот старичок Констант до сей поры жив, живет в доме у Нуманта из милости, жаль, из ума выжил.

В здравом уме Нуманта Аврелий ничуточку не сомневался, когда тот категорически постановил сопутствовать любимому патрону, незабвенному питомцу в поездке в Тагасту и в Мадавру. Скажите, кому не хочется показаться в родных местах доблестным, состоятельным, свободным нумидийским мужем? Там, где тебя знали, может, помнят сопливым мальчишкой-рабом?

В поездке на родину никак нельзя отказать и Алипию Адгербалу. Так что свита на сей раз у епископа подобралась изрядная, включая сюда пятерых вооруженных слуг и десяток береговых стражей. Меньше никак не годится, утверждает по-военному Ихтис. А также взяли, — куда от него деться? — пресвитера Эводия, обиженно настоявшего на своем участии в благочестном походе. Так что на хозяйстве в Гиппоне остается хлопотать без тагастийских старо-органических друзей-философов один-одинешенек отец Гонорат.

Неужто у нас сюда-туда поход с войском завоевательным, сопутники мои?..

Выехали на виноградных каникулах, пускай заботливый Ихтис тревожно советовал повременить до осенних холодов, ведь по его сведениям у Мадавры бродят шайки злостных агонистиков. Но центуриона даже безоружный и слабосильный Алипий не слушал. Чего там мирным путникам страшиться-то в обжитых родимых краях? Тем более, с такой силищей?

Ихтис с ними не поехал — служба есть служение, и супружница его некстати опять на сносях тужится. Зато Оксидрак, кого и почтенные года не берут, рядышком… Триумфатором выступает, прохвост, на дорогом богато убранном скакуне. И язвительно так комментирует помпезный выезд из городских ворот сатирическим крылатым словцом из «Аттических ночей»:

— Не каждому удается попасть в Коринф…

Интересно, на что или на кого наш прохиндей намекает?

В Тагасте этот индийский грекулюс Оксидрак не удержался и по окончании велеречивых приветствий, долгих докучных речей городских магистратов, пышно чествовавших почетного декуриона Аврелия Патрикуса Августина, неописуемо осчастливившего сим приездом родные палестины, сызнова съязвил:

— Есть пророки в чужом отечестве!

Выговаривать ему за кощунство и ерничество Аврелию не захотелось. И впрямь, кабы Сын человеческий искусился дьявольскими дарами на очень высокой горе, принял бы власть над царствами земными и сатанинскую славу их, то как бы его встречали сводные братья и сестры, недоверчивые соседи в Назарете? Небось, одеждами собственными его путь устлали? Но скорее всего бежали б очертя голову кто куда от мстительного царского гнева. У жестокосердных иудеев ветхозаветно так оно вовек. За соринку в глазу у царя тысячи глаз вынимают, и младенцев избивают скопом целыми селениями ироды-уроды…

Ни слова не сказал высокородному кесарскому мужу Оксидраку смиренный гиппонский епископ Аврелий. Не искушают его почести мирские, льстивые славословия людские, и дудки вам! Говорить не о чем.

Другой пошиб — писательская слава духовная в веках. Неистребимое честолюбие записного сочинителя, писачка-писателя — вековечный грех. Но куда ж без него? Прав вот-таки ересиарх Тертуллиан: прегрешение предваряет заслугу вечной жизни. Не согрешишь — не покаешься, не покаявшись, не спасешься…

«Гордым полезно впадать в какой-нибудь явный грех, чтобы это приуменьшало их самодовольство».

Не всякий порочный человек станет добродетельным; никто, однако же, не обретет добродетель, не вкусив добрую частицу порока.

Частично детские наивные грешки, но более всего отроческие и юношеские ух грешные безобразия, яснее ясного вспомнились на родине Аврелию. И Нумант о кое-каких порочных обстоятельствах напомнил. Найдется о чем писать нелицемерно, повествовать правдиво, раскаиваться исповедально, других предостерегая…

В городской базилике Мадавры, где епископ отслужил мессу по просьбе высшего клира и властных магистратов, он отметил среди прихожан присутствие в дальнем углу у колонны странно знакомой женской фигуры, плотно укрытой с головой монашеским одеянием. Чем-то, какими-то неуловимыми статями она ему очень напомнила жрицу Кабиро в давности многолетней. Потому и проповедь свою, вдохновенно импровизированную, вместо намеченного обличения ересей епископ посвятил тому, как устарелое язычество уступает, соступает дорогу прогрессивно шествующему современному христианству.

Ибо неостановим, неудержим, бесспорен совечный прогресс Божий от худшего к лучшему. Не в силах человеческих ли демонских необратимо повредить поступательному движению от безобразного хаотического невежества к форме и красоте Премудрости Господней…

По завершении богослужения роскошно разодетый Оксидрак, иронически улыбаясь, взял под руку скромную монахиню под покрывалом в глухой кукуле и подвел ее величаво к епископу, собиравшемуся было укрыться в ризнице. Путь в толпе им неоспоримо расчищали трое плечистых рабов, которых наш проныра, очевидно, заблаговременно отправил в Мадавру.

— Позволь тебе представить, преподобнейший, мать Элевтерию.

Монахиня откинула кукулу-капюшон, и удивленный до глубины души Аврелий мгновенно узнал под прозрачной накидкой бывшую жрицу Кабиро, склонившуюся в почтительном поклоне. Обмер, обомлел, но сию же секунду опамятовался, машинально благословил новоявленную преподобную мать. Как-нибудь иными словами он не мог подумать об этой жрице Великой матери полумертвых языческих богов, в одночасье обратившейся к религии Бога единого, истинного, живого, небеса сотворившего.

Мысленно вознеся хвалу Богу за свершившееся чудо обращения, епископ милостиво принял приглашение матери Элевтерии посетить пополудни иноческую женскую обитель и храм Рождества Богородицы. Лишь за редким исключением кто-нибудь может упомнить нечто подобное, когда он появлялся в жилищах женщин, принявших монашество.