Томас Стриблинг - Мегафон

Оратор звучно бросил в ответ:

— Не воображает ли джентльмен, подавший реплику, что мое право критики в какой-либо мере умаляется, урезывается, сокращается или убавляется тем обстоятельством, что я не являюсь папашей его собственного билля!

Член Конгресса Девис повернулся к Каридиусу:

— Это Ортон. Он самый ярый противник билля против военных прибылей!

— Он говорит, что билль недостаточно суров, — заметил Каридиус.

— Он всегда это говорит. Нет билля против военных прибылей, достаточно сурового, чтобы Ортон согласился голосовать за него.

Еще нескольким депутатам было предоставлено по три-четыре минуты, чтобы высказаться о билле. Каждый раз, как оратор начинал воодушевляться, молоток со звоном опускался на железный лист. И оратор, глотая слова, комкая последние фразы, спешно собирал свои бумаги и присоединялся к общему потоку разгуливающих по залу депутатов.

Каридиус распростился с мистером Девисом и отправился на поиски мистера Уинтона, члена Комиссии комиссий, от делегации его штата. Он нашел мистера Уинтона в курительной, и тот предложил остаться там, чтобы не пришлось кричать изо всей мочи, стараясь перекрыть общий шум:

— Я хотел повидать вас, мистер Уинтон; по поводу моей работы в комиссиях.

Мистер Уинтон кивнул головой:

— Какая комиссия вас интересует, мистер Каридиус?

— Комиссия по военным делам.

Мистер Уинтон внимательно посмотрел на него.

— Вы специалист по военным вопросам? Я спрашиваю не из любопытства, — поспешил он объяснить, — но я должен отрекомендовать вас комиссии.

— Ну… я всегда интересовался военными делами, — сказал Каридиус, припоминая несколько виденных им военных парадов.

— Вы, разумеется, проходили военную службу?

— Нет, военной службы я не проходил, — ответил Каридиус таким тоном, что можно было подумать, будто он всеми иными способами соприкасался с военной службой, только не проходил ее.

Наступила короткая пауза, после которой мистер Уинтон сказал несколько сухо:

— Хорошо, я доложу комиссии и, со своей стороны, всячески буду рекомендовать вас.

Каридиус вдруг понял, что в комиссию по военным делам ему не попасть. Тогда он решил пустить последний довод и раскрыть перед мистером Уинтоном всю правду:

— У меня есть друзья, интересующиеся военными делами, мистер Уинтон. Я больше пользы принесу моим избирателям, а следовательно и моей стране, при непосредственном контакте с такого рода делами.

Мистер Уинтон кивнул головой и потрепал нового члена конгресса по руке:

— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы поставить вас в условия работы, наиболее соответствующие вашим талантам. Если бы мои усилия оказались тщетными, за вами, как вы знаете, остается право в любое время выступить в комиссии самому и изложить свои доводы.

Каридиус вышел из здания Палаты и через двор Капитолия направился к Дому канцелярий. Он был очень огорчен исходом разговора с мистером Уинтоном и задавался вопросом, в какую комиссию его пристроят. Были комиссии почетные, были безразличные, но были и такие, в которых показалось бы обидным работать.

Войдя к себе в приемную, он увидел, что мисс Литтенхэм беседует с толстой женщиной средних лет в собольем манто.

— Вот и мистер Каридиус, — сказала девушка, указывая на своего начальника. — Миссис Сассинет, разрешите представить вам мистера Каридиуса.

— Ах, мистер Каридиус, как я счастлива с вами познакомиться! — начала миссис Сассинет с тем воркующим энтузиазмом, который почему-то очень подходит к меховым манто, полновесности и женским клубам. — Я прямо от мистера Бинга, из его кабинета, он так благосклонно отнесся к моей идее!

— Еще бы! Он ведь южанин…

— Ну, а вы?

— И я, конечно: ведь я же северянин.

— О-о! — Дама подарила его заученной улыбкой. — Вы очень галантны. Я уверена, что вы тоже одобрите мою мысль. Она идет совершенно в ногу со временем… Вы меня понимаете?.. С общей экономической политикой правительства… ни на иоту пользы… будет стоить уйму денег, повысит заработки… а в результате не будет произведено ничего полезного…

— А в чем же заключается ваша идея? — любезно осведомился Каридиус.

— Вот проект билля, который набросал мой секретариат, — загорелась миссис Сассинет пуще прежнего и развернула перед Каридиусом поскрипывающий свиток пергамента с каллиграфически выведенным как в старинных дипломах, текстом.

— Это билль о том, чтобы в Скалистых горах были высечены статуи, — пояснила мисс Литтенхэм.

Миссис Сассинет будто и не слыхала девушки, только покосилась на огромного дога.

— Мистер Каридиус, — с увлечением продолжала она, — это билль о том, чтобы в наших Западных штатах из высоких горных вершин была высечена группа статуй, которые увековечили бы на все времена память о тех героях американской революции, что положили свои жизни за новую, еще не проверенную, но величественную концепцию индивидуальной свободы, индивидуальных прав, индивидуального счастья! Вы понимаете, конечно, мистер Каридиус, что, посвящая эти монументы, поднимающиеся до самых облаков, революционным чаяниям наших предков, мы тем самым воздвигаем памятник и нашим нынешним деяниям!

Каридиус, смотревший в это время на вычурно исписанный пергамент, увидел, что миссис Сассинет цитирует наизусть выдержки из своего билля, который, несомненно, заучила от начала до конца.

Каридиус был потрясен. Он чувствовал себя в положении человека, столкнувшегося с таким бездонным идиотизмом, который уже не приходится оспаривать.

— Кажется… кажется, на Юге, некоторые женские организации уже занимаются этим делом, — осторожно сказал он.

— Конечно, конечно, — прожурчала миссис Сассинет. — И вот сейчас, когда наша страна хочет расходовать деньги с тем чтобы не производилось ничего низменного и утилитарного, — разве сейчас не самый подходящий момент нашей национальной истории, чтобы приступить к созданию статуй из Скалистых гор?..

— О да… да… Безусловно, — согласился член Конгресса.

— Это дело абсолютно бесполезное.

— Совершенно верно.

— Обойдется оно значительно дороже, чем перепашка всходов пшеницы, а когда будет закончено, останется великолепный памятник, и народу будет по крайней мере на что поглядеть.

— Ну, знаете, народу было на что поглядеть и тогда, когда вы у себя на Западе перепахивали пшеницу, — многозначительно заметил Каридиус.

— На что же это?

— На прейскуранты рыночных цен.

Миссис Сассинет улыбнулась:

— Это правда, но прейскуранты не проживут так долго, как наши горы. А сами поля представляли собой далеко не изящную картину. Мой муж перепахал около двенадцати тысяч акров.

— Двенадцать тысяч акров! — воскликнул Каридиус, на этот раз искренне потрясенный. — Ваш супруг не снял ничего решительно с двенадцати тысяч акров?