Пьер Ла Мур - За пределами желания. Мендельсон

— Для того чтобы понять, почему я не сплю по ночам, вы должны знать, что у неё связь с Отто фон Фридлером, сыном нашего министра финансов. Светловолосый молодой человек, красивый и очень богатый. Все об этом знали, и что касается меня, я горячо одобрял этот роман. Должен вам сказать, — его тон сделался конфиденциальным, почти тоном коллеги, — что любовь является величайшим разрушительным фактором в постановке оперы. Присутствует она или отсутствует, не имеет значения. Если дива влюблена, она становится беспокойной, темпераментной и капризной. Если не влюблена, то опять же беспокойна, темпераментна и капризна. Единственно счастливое состояние — это золотая середина, когда она занята лёгким романом с кем-то, кто ей нравится, но кого она по-настоящему не любит.

Он сделал паузу, для того чтобы залпом допить свой стакан, и продолжал:

— Так и было на этот раз. Она явно не любила молодого фон Фридлера, но эта связь делала её спокойной. Она могла сосредоточиться на работе, была в отличном настроении, и все в оперном доме её просто обожали. Когда она выходила к ужинам или приёмам, то была сама любезность. Естественно, её везде сопровождал Отто, и они выглядели очень красивой парой. Сам король устроил для неё интимный званый вечер и подпал под её обаяние. Всё шло прекрасно, и я был счастливым человеком. Затем совершенно внезапно, догадайтесь, что произошло?

Чтобы усилить впечатление, директор хлопнул ладонью по столу.

— Она выбрасывает Отто за борт, отказывается от всех приглашений, запирается в своём номере в отеле и становится недоступной. Как вы думаете, что это может означать? Возможно, она нашла любовника? Или оставила мужчин и собирается пойти в монастырь?

Последнее предположение директора едва не заставило Феликса потерять самоконтроль. Он чувствовал, как к горлу подступает приступ смеха, но подавил его и отчаянным усилием воли сохранил выражение вежливого удивления.

— Я, как и вы, не могу объяснить её поведение. Вы не думаете, что она просто устала и хочет отдохнуть? Жизнь дивы напряжённая. Теперь перейдём к информации, которую вы...

— Она не устала! — горячо воскликнул фон Виерлинг. — Совсем не устала. Вы не знаете этих итальянских женщин, они несокрушимы. На вечере, который его величество организовал в её честь, она танцевала до рассвета. Лично я думаю, что она нашла нового любовника и по какой-то странной причине не хочет, чтобы кто-нибудь об этом знал. — В его глазах промелькнула лукавая искорка. — Но я слежу за ней и скоро узнаю то, что хочу узнать.

Феликс поднялся.

— Надеюсь, что узнаете. И ещё раз от имени совета попечителей позвольте поблагодарить вас...

Было видно, что директор не может сосредоточиться, на мысли о лейпцигских попечителях, потому что сделал нетерпеливый жест признательности и продолжал развивать свою идею:

— Человек, столь известный, как она, не может иметь любовную связь без того, чтобы не быть обнаруженным. Сохранение тайны — самая трудная вещь, когда ты знаменит. На самом деле это невозможно. — Он поднялся и с искренним дружелюбием взял Феликса под руку. — Дайте мне знать, в какой день вы захотите прийти в театр, и я устрою это.

Феликс обещал, что так и сделает, и с вежливым поклоном удалился.

В тот вечер, вернувшись с репетиции, Мария выглядела расстроенной.

— В чём дело, дорогая? — спросил Феликс, заключая её в объятия.

— Я думать, что через три дня ты уезжать и я никогда тебя не увидеть.

— Возможно, я смогу пробыть дольше, — отважился он осторожно сказать. — Я ещё не вполне закончил здесь свои дела.

Она не поверила ему и покачала головой:

— Нет, carino. Ты забывать о делах и возвращаться к своей жене и bambini.

— Я легко могу устроить так, чтобы остаться ещё на неделю. Сесиль вовсе не будет возражать. Наоборот, она, наверное, обрадуется, что меня не будет дома несколько дней.

Мария продолжала качать головой.

— Нет, carino. — Она говорила как приговорённый к смерти, отвергающий помилование. — Мадонна... она держит своё слово. Она совершает особое miracolo, так чтобы мы могли пробыть вместе только одну неделю. В своих молитвах я всегда просить у неё только одну неделю. Теперь неделя почти кончаться, и ты должен ехать.

Он знал, что никакие аргументы не изменят её решения.

— А ты, дорогая, — пробормотал он, целуя её волосы, — куда ты поедешь?

Мария пожала плечами:

— Когда ты уезжать, какое это имеет значение? — Она сделала паузу, затем добавила почти неслышным шёпотом: — Я, может быть, скоро умирать.

Феликс постарался приободрить её, рассказал ей о своём визите к фон Виерлингу, тщательно опуская подозрения директора.

— Он говорит, что ты самая великая певица, которую он когда-либо слышал. Перед тобой открыта блестящая карьера.

Она едва слушала его. Её глаза продолжали смотреть перед собой невидящим взором. Очевидно, для некоторых женщин ничто не имеет значения, кроме любви...

— Вот увидишь, милая, всё будет хорошо, — сказал он, чтобы нарушить молчание.

Мария не обратила внимания на его слова и теснее прижалась к нему.

— Обними меня крепче, — попросила она тихим, испуганным голосом.

В ту ночь она отдавалась страсти с отчаянием, словно надеялась умереть от неё.

Последние три дня недели были для Марии медленным, но неослабевающим мучением. Она не могла покинуть Феликса даже на минуту. Каждый час становился ещё одним шагом к какой-то внутренней виселице.

Вечером последнего дня она пела в опере, но вернулась в отель сразу после спектакля, ещё в гриме.

— Ты рано пришла, — не спеша проговорил он, когда она вошла в комнату.

— Я приходить быстро, чтобы могла быть с тобой.

Она села на краешек кровати и, прижавшись к нему, провела рукой по его волосам, глядя на него так, словно хотела убедить себя в том, что он ещё не уехал. Некоторое время они молчали. Приближение момента расставания придало их молчанию новый оттенок покорности судьбе, который только усиливал боль.

С нежным изумлением он рассматривал её сильно накрашенное лицо с мазками красной краски на щеках и нарисованные углём линии вокруг глаз.

— Знаю, — произнесла она со слабой улыбкой, — я сейчас сниму его.

Она собиралась встать, но он удержал её:

— Не уходи. Ты знаешь, что я никогда не видел тебя в гриме?

— Я выглядеть безобразной.

— Неправда. Ты никогда не можешь выглядеть безобразной. Во всяком случае, для меня.

Его слова перешли в медленную улыбку. Он чувствовал её глаза, остановившиеся на нём с лаской и мукой, и знал, что в её уме тикали часы. Чтобы отвлечь её от грустных мыслей, он спросил:

— Сколько у тебя сегодня было вызовов?

Это была одна из их шуток. Несколько дней назад, когда казалось, что неделя никогда не кончится, Мария похвасталась, что после спектакля имела двенадцать вызовов на бис в партии Норины в «Доне Паскуале». Посмеиваясь над ней, Феликс проинформировал её о том, что Женни Линд однажды получила четырнадцать. Его замечание спровоцировало взрыв профессиональной ревности, достигшей кульминации в драматическом хвастовстве, что когда-нибудь она побьёт рекорд знаменитой шведской сопрано.