Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Прошло несколько дней. Однажды вечером за Степаном пришёл отрок: вызывали во дворец, в малую горницу, где принимал князь только самых близких доверенных людей. Побывать там было столь почётно, что верхние бояре говорили между собой — тот из числа допущенных, подразумевая в малую горницу.

Князь сидел за столом, потягивая мёд из высокого золочёного кубка. Рядом с ним вольно расположился молодой боярин Кореев.

— Доводилось тебе слышать, Степан, что Москва каменный кремль строит? — спросил Олег Иванович, усадив дружинника за стол и налив ему собственноручно кубок мёда.

— Да, князь.

— А не одолевало ли любопытство — что за кремль, как да зачем? Во всех городах на Руси деревянные детинцы стоят, кроме Галича, Пскова и Полоцка.

— На то причина есть — им от западных соседей обороняться приходится, — вставил боярин.

— Конечно, интересно, что за чудо каменное строят москвичи, — сказал Степан.

— Вот и мне любопытно. И боярину Корееву тоже. Послали мы лазутчиков — отборных молодцов из сторожевой сотни. Никто не вернулся. Москва вот уже полгода о кремлёвском строительстве гудит, а толком никто ничего не знает. Дмитрий Московский юнец, на два года старше тебя, а вон как всех взбаламутил своим строительством. Кремль каменный... — Олег Иванович тяжело вздохнул. Он великолепно понимал значение каменной крепости в сердце Залесской Руси. Кремль сразу же выдвигал Москву на главное место среди княжеских стольных городов, а значит, и Дмитрия среди князей, толкающихся за место на лествице, ведущей к великому княжению.

Князь задумался о своём. Юноша сидел, не решаясь пить мёд, и глядел на Олега Ивановича. Ни одной мысли не возникало в его голове, только пустота напряжённого ожидания чего-то важного, судьбоносного.

— Надумали мы, — прервал молчание Олег Иванович, — послать тебя в Москву.

Степан вскочил на ноги и стал кланяться.

— Ты сиди, — хмуро усмехнулся князь. — Пойдёшь в обличии слепца, с гуслями, с поводырём. Постарайся попасть в кремль. У нас, на Руси, любят пение, не может быть такого, чтобы нового молодого слепца не послушали. Может, в кремль и пройдёшь. Если удастся, осмотри всё, но главное, постарайся узнать, где у них тайный ход к Москве-реке проложен. Понимаешь?

— Ибо не может никакая крепость осаду выдержать, если нет в достатке воды, — подал голос Кореев.

— Мы... вы... Рязань собирается воевать с Москвой? — Степан не сумел скрыть своего недоумения.

— Не собирается, но знать надобно.

— Знание сие хоть и малое, но последствия от него великими стать могут, — заметил Кореев.

— Подберём тебе поводыря, — продолжил князь, — парнишку лет двенадцати. Смышлёного.

— У меня есть поводырь, — вдруг, не зная как, осмелился сказать Степан.

— Кто же?

— Сирота из нашей деревни, единственный, кто кроме меня тогда спасся. Юшка, — торопливо и путано объяснил Степан. — Верный человек.

— Сколько вёсен ему?

— Пятнадцать.

— Многовато, — протянул боярин с сомнением в голосе.

— Нет, он тощий, глазастый, малец на вид, — Степан почувствовал, что затея может получиться, и принялся перечислять достоинства друга: — Он у боярина Корнея со мной вместе всю дружинную науку прошёл. И на мечах, и на саблях, и на скаку из лука. И на дудочке играет, — вспомнил он вдруг, — дивно играет. Мы с ним, бывало...

— На дудочке, говоришь? Тогда хорошо, — перебил князь. — Значит, поводыря мы сыскали. Но хочу сразу предупредить: можно в этом деле и головы лишиться, ежели попадётесь. Не страшно?

Даже если бы и было страшно, Степан ни за что не признался бы...

Он возвращался, не чуя под собою ног от возбуждения. Лазутчик в сердце Москвы! А там, глядишь, возьмёт Юшку меченошей, если выполнят они хорошо поручение князя. А сам-то князь... почти домашний, ну, не строже Корнея... отец родной. Боярин Кореев и то суровее.

Что может быть, если разоблачат московские лже-слепца, Степану сейчас даже в голову не приходило, так опьянён он был заданием.

Хотелось побежать, рассказать обо всём боярину Корнею, но Степан понимал: даже наставнику нельзя ни словечка, ни намёка. Юшку заберут у боярина по велению князя. Вот вернутся — он постарается выпросить верного друга в меченоши. Меченоша в княжеской дружине — великая честь для сына смерда. Из меченош, случалось, и в дружинники, и в сотники, и даже в наместники выходили смелые воины.

Степан долго не мог заснуть, всё думал, как пойдут они с Юшкой в Москву. Уже засыпая, решил: вот и начало его службы.

Путь на Москву из Рязани был известен: вверх по Оке до впадения в неё Москвы-реки и дальше по реке Москве до самого города, что на семи холмах раскинулся привольно среди дубрав и вековых сосен.

За время пути Степан наловчился глядеть сквозь приспущенные веки, чуть приподняв голову и нащупывая палкой дорогу. Уже через два дня они с Юшкой «спелись». Гусли, хотя и небольшие, сиротские, звучали звонко, дудочка вторила им, голос Степана лился полнозвучно. Подавали им изобильно, особливо молодые бабы, горестно глядя на пригожего слепца с таким завораживающим душу голосом. Не раз и не два зазывали их в боярские терема, и там пел Степан, соразмеряя сильный голос с тесными горницами, поглядывая сквозь веки на молоденьких девушек и зрелых боярынь, откровенно любующихся юным певцом. В одном таком доме подарили ему новую вотолу [21] Вотола — верхняя грубая одежда, накидка. , чуть широковатую, но такую добротную, что пришлось её, сойдя от боярской вотчины, утопить в реке, наполнив каменьями — никак не вязалась новая накидка с сиротским обликом, придуманным Олегом Ивановичем.

Москва началась незаметно сёлами Братея, Ногата, Коломенское, богатыми, обширными, крепкими, каждое — что твой городок на Рязанской земле. А город сам оказался грязным. Может, потому, что направили их местные люди через поселения ордынцев, где дома стояли за глухими тынами, а проезжая часть улицы не была мощена брёвнами.

Но вот наконец и наплавной мост, за ним подъем на гору. Мужик, что показывал дорогу, подъем почему-то назвал спуском [22] Васильевский спуск. , а открывающиеся за ним торговые лавки пожаром [23] Пожар — древнее название Красной площади. . Ну да то московские дела... Юноши смотрели — Юшка во все глаза, Степан из-под опущенных век — на строящийся кремль. Белые, вернее, слегка желтоватые стены, сложенные из крупных известковых плит, поднялись уже вдоль реки и оканчивались на углах могучими квадратными башнями. Башни заметно выступали вперёд от линии стен, что давало возможность засевшим в них лучникам при осаде стрелять в нападавших как бы сбоку, а то и вовсе со спины. Расстояние между башнями определить через реку было трудно, но Степан и Юшка сошлись: чуть меньше двойного полёта стрелы, иными словами, стрелки с двух соседних башен могли свободно держать под прицелом всю стену. Перед тем как отправиться в Москву, Степан прочитал несколько греческих книг, посвящённых искусству фортификации, и благодаря этому сумел углядеть все хитрости расположения башен. Он поблагодарил мысленно многомудрого священника, что обучал его греческому в доме боярина Корнея.