Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Все бесконечные дни пути Степан, сопровождаемый Юшкой, скакал за караваном, постепенно обретая утраченную в плену силу и сноровку. К котлу он садился голодный как волк, поедал и баранину, и мучную похлёбку, и лепёшки в неимоверном количестве.

Над этим шутили, и он с радостью отвечал на шутки. Чем дальше уходил караван, тем светлее становилось у него на душе. Он даже пел иногда. Юшка вырезал дудочку и подыгрывал, как когда-то в Москве, под стенами кремля. Порой приходили татары, слушали, покачивая головами и цокая языком от удовольствия.

Первые признаки тревоги появились на пятый день. Что-то неуловимо изменилось в степи: меньше стервятников кружилось в небе, куда-то исчезли стаи ворон. Татары забеспокоились, Степан видел, как крутили они головами, оглядывая степь. Потом пришёл со своими мыслями к Степану Архип. Он не первый десяток лет ездил этим путём, знал все приметы дороги.

— Что-то тревожно мне, Степан, — сказал он озабоченно, — бродников не видать, исчезли...

Степан никогда не встречался с бродниками, но слышал о них много. Эти загадочные степные жители обосновались в среднем и нижнем течении Дона с незапамятных времён. Кто утверждал, что они происходят от людей, некогда бежавших из половецкого плена, другие считали, что появились они здесь ещё раньше, при хазарах. Говорили бродники на русском, но знали и кыпчакский и даже черкасский языки, было в их речи много заимствованных слов. В их облике причудливо смешались черты славянские с восточными. То полыхнут вдруг небесной синевы глаза из-под чёрных прямых волос, упавших на лоб, то светлые, выгоревшие до цвета головы кудри сочетаются со жгуче-тёмными миндалевидными глазами. Женщин бродников мало кто видел, их прятали от взоров посторонних. Но ходила молва, что они красивы, горды, независимы и не уступают мужчинам на охоте, рыбалке и в бою.

Обычно караванщики встречали бродников, добравшись до среднего течения Дона. Они появлялись из зарослей прибрежного тальника всегда неожиданно. Загорелые до черноты, обросшие, во всём домотканом, хорошо вооружённые, бродники предлагали в обмен на разные товары рыбу — копчёную, вяленую, свежую. Но нынче их не было.

— Третий день как должны объявиться, — сказал Архип Степану. — Однако ни их, ни следов становищ... Сколько лет хожу с караванами, завсегда они тут поджидали. Куда подевались?

Утром следующего дня Степану показалось, что татар, охраняющих караван, стало больше. Правда, всадники всё время крутились вокруг своего старшего, о чём-то возбуждённо говорили, иногда вскрикивая, поэтому пересчитать всех доподлинно Степан не смог. Он позвал Юшку, попросил незаметно сосчитать татар, а сам поспешил к переднему возу, к Архипу, поделиться наблюдением.

Вскоре подъехал начальник охраны и потребовал отдать условленную плату.

— Как же так? Договаривались о сопровождении до Оскола, а вы... — стал было возражать Архип.

Татарин перебил:

— Мы уезжаем. Если не хочешь, чтобы я взял силой то, что ты должен отдать мне добром, плати. Будем брать силой — возьмём больше.

Пришлось заплатить, и татары немедленно ускакали. Подъехал Юшка. Он насчитал одиннадцать человек. Выходит, прискакал незамеченный гонец. А это значит, что там, в Орде, что-то произошло. Что?

Всех охватила тревога.

Многие годы набегов позволяли предположить лишь одно: Орда собралась в поход на Русь.

Степан оглядел взволнованные лица спутников, хотел было поговорить с Архипом, но передумал и отвёл в сторону Юшку.

— Что будем делать?

— Если ты выдержишь долгую скачку... — начал Юшка.

— Выдержу, — перебил его Степан.

— Тогда нам прямой путь на север, к нашим засекам и заставам, в межевой городище, а оттуда — в Рязань.

— Я так же разумею.

Их отъезд огорчил купцов: два бывалых воина покидали караван.

...К концу дня показалась первая застава на пути — несколько землянок и сколоченная из нетёсаных жердин сторожевая вышка.

— Вроде на верху никого, — удивлённо заметил Юшка, вглядываясь из-под руки.

Они пришпорили лошадей.

На заставе никто не встретил, она на самом деле оказалась пустой. Б землянке, куда вошли, угли в очаге уже остыли, но в глубине зола ещё хранила тепло. Видно, покинули воины заставу не далее как день назад.

Брошенной оказалась и вторая застава. Кругом расстилалась пустынная притихшая степь. Обеспокоенные, Степан и Юшка поскакали к городищу во весь опор и достигли его поздно вечером. Стражник долго не хотел их впускать, поднимать тяжёлые ворота для конных. Только разглядев при свете факела в оконце Юшку, ворча и кряхтя, поднял ворота, а увидев Степана, обрадовался:

— Тебя сам Бог послал!

Расспрашивать его не стали, а поскакали прямо к молодечной избе.

Там никто не спал.

На площади перед молодечной и Сотниковой избами при свете нескольких факелов собрались все воины сторожевой сотни. На крыльце стоял незнакомый десятник и что-то кричал, надсаживаясь, но слов было не разобрать. Юшка спешился, подошёл к ближайшему воину, спросил:

— Что стряслось?

— Аль не знаешь? — Воин не узнал Юшку в неверном свете далёких факелов. — Бегич идёт. Вчера гонец прискакал.

Степан, ожидавший чего-то подобного, не удивился и даже не почувствовал особой тревоги.

— А почему шум-то? — вновь спросил Юшка.

— Сотника третьего дня в схватке ранило, кончается. Вот и шумят вой без вожака-то... Одни говорят, надо в Рязань подаваться, другие — вслед за бабами и скотиной в леса уходить, в ельники, засеки делать, третьи — здесь оставаться, бой принимать.

Степан не дослушал и стал проталкиваться к Сотниковой избе.

Уже у крыльца кто-то из старых воинов узнал Юшку, принялся расспрашивать, но тот отмахнулся и вошёл в избу вслед за Степаном.

Жена сотника, ещё молодая, худенькая женщина, меняла мужу, разметавшемуся на ложе, тряпицу на лбу. Сотник как раз открыл глаза и, заметив Юшку, не удивился, а спросил, приподнимаясь:

— Выкупил?

Жена, не поняв сотника, что-то зашептала ему, успокаивая, но тот продолжал:

— Привёз?

— Выкупил и привёз.

— Где он?

— Тут я, — вышел из-за Юшкиной спины Степан.

— А-аа... вот, видишь... довелось встретиться... Бегич идёт, знаешь?

— Знаю.

— Принимай людей... — Обессилев от долгой речи, сотник откинулся и закрыл глаза.

— Куда ранило-то?

Стоявший рядом десятник молча показал на низ живота. Юшка горестно покачал головой.

— Третий день мучается, сил нет смотреть...

Юшка опять кивнул: сотник не жилец — с такой раной и три дня чудо.

Тот опять приоткрыл глаза.

— Мыслю, сотню надо уводить в Переяславль, — прошептал он. — А меня оставьте, мне уж недолго... Иди, Степан, скажи, я приказал тебе сотню принять... Старики тебя помнят... — От напряжения в уголках рта появилась кровь, сотник захрипел, глаза закатились. Он тяжело и прерывисто задышал и стал обирать руками овчину, брошенную на него.