Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Степан напоминал живые мощи, когда Юшка отыскал его. Истощённого и потому бесполезного раба почти не кормили, давали пустую похлёбку и заставляли работать, нещадно избивая. Неизвестно, сколько бы ещё он протянул.

Когда появился Юшка и, не торгуясь, отдал запрошенный татарином выкуп, Степан расплакался. Но как ни рвался он домой, пришлось подчиниться осмотрительному Юшке и ждать, пока, по словам меченоши, — наградил-таки Олег Иванович Юшку, поднял его по дружинной лестнице, сделал меченошей, — нарастёт мясо на костях и заживут рубцы на исхлёстанных плетью плечах. И ещё следовало дождаться, когда соберётся подходящий караван купцов, возвращавшихся на Русь с ордынскими и хиновскими [41] Хиновский — китайский. товарами.

Наконец, к исходу лета, дождались большого богатого каравана, где старшим был московский купец Архип. Караван нанялись сопровождать десять татар-охранников из бывалых немолодых воинов. Отслужив молебен, все двинулись в путь.

К этому времени Юшка рассказал Степану обо всём, что вместилось в три года, прошедшие после вызволения великого князя из плена.

Юшка привёз Олега Ивановича к Лександре Уковичу полумёртвым, потерявшим много крови, не раз впадавшим с забытье от невыносимой боли во время бешеной скачки.

Великая княгиня, выбежав, запричитала, заголосила. Юшка грубо оборвал её — не покойник, чай, живой! Позаботилась бы лучше о знахарях, которые у мещеряков славятся своим ведовством.

Ефросинья поглядела на Юшку непонимающими глазами. Тогда он встряхнул её, как куклу, не обращая внимания на сбежавшихся бояр и дружинников, повторил всё, что до того сказал, и только после этого она, опамятовавшись, начала распоряжаться.

Князя унесли.

За Юшкой пришёл старик тысяцкий, повёл к себе и, усадив за стол, стал расспрашивать.

Юшка знал немного. Дмитрий Иванович отступил к Москве, как слышал Юшка, московские воеводы надеялись отсидеться за каменными стенами нового кремля. Василий Михайлович своей властью воеводы сторожевого полка взял сотню Степана, почти не понёсшую потерь в бою на реке Пьяна, и, никого не спросив, помчался туда, где, по его расчётам, мог перехватить ордынцев, благо, все Степановы вои давно уже пересели на меже на татарских коней, выносливых и быстрых.

Кореев же и воевода Алексин с остатками рязанских и пронских полков ушли к Москве.

— Много наших полегло? — спросил озабоченный тысяцкий.

— Ничего не могу сказать, боярин. — Юшка торопливо жевал варёное мясо, запивая густым киселём.

— Неужто молодой Кореев ничего Василию Михайловичу не наказывал?

— Не знаю, боярин. Я видел только, что сотник Степан с боярином Кореевым и московским воеводой Вельяминовым разговаривал перед тем, как мы поскакали.

В это время за дверью избы, приютившей старого тысяцкого, раздались крики. Потом стукнула дверь, и в избу ворвалась незнакомая женщина, судя по одежде, боярыня. Юшка никогда её раньше не видел. Её пытался удержать один из воев, но она, оттолкнув его, бросилась к Юшке, угадав человека, который привёз великого князя, и, умоляюще сжав у груди руки, спросила:

— Мой-то жив?

— Кто твой? — спросил, торопливо проглатывая кусок, Юшка.

— Васята... Василий Михайлович, воевода сторожевого полка!

Огромные тёмные глаза смотрели с мольбой, страхом, надеждой — всё вместил в себя долгий страдальческий взгляд.

— Прости, боярыня... Убит Василий Михайлович.

Женщина замотала головой.

— Нет, нет... может, ранен?

— Рад бы сказать — ранен. Но сам видел... Татарская стрела прямо в горло вошла.

— В горло... — Боярыня застывшими глазами смотрела на Юшку, словно пытаясь что-то понять. — В шею? Но ведь он мог и выжить, если...

— Боярыня, вторая стрела попала ему в голову... Больше я ничего не видел, нас засыпали ордынцы стрелами.

— Значит, бросил его великий князь? Вася его спас, а он бросил?

— Великого князя я раненого увёз, мне мой сотник приказал. Я выполнил. — Юшка встал, отвернулся от боярыни, поклонился тысяцкому.

— Благодарствуешь! Прикажи дать мне свежего коня, хочу вернуться, узнать, куда мой сотник делся. Жив, мёртв... Я видел, что и его стрелой вражеской ударило.

— Иди, воин. Я сейчас распоряжусь. — Старый тысяцкий тоже встал из-за стола.

— Окажи милость, вели и мне хорошего коня выделить, — тихо сказала боярыня.

— Зачем он тебе, Дарья Ильинична?

— Поскачу с ним, — твёрдо ответила она, указав на Юшку.

— Ты бы спросила, возьмёт ли он тебя с собой? — попытался урезонить её тысяцкий.

— Возьмёт! — уверенно сказала боярыня.

Юшка внимательно глянул на неё.

Моложавая, статная, привлекательная, она излучала решимость и волю.

— Куда ты, Дарья Ильинична? У тебя малый сын, дочь... Не приведи Бог, сгинешь, с кем останутся? — вздохнул тысяцкий.

— Великий князь Олег Иванович позаботится. Он Васю бросил, может, детей его не бросит. Ты так и передай, когда в себя придёт: не вернётся Дарья — дети её и Василия на нём! — Повернувшись к Юшке, она требовательно спросила: — Тебя как звать?

— Юшка.

— Идём, Юшка. Боярин коней нам достанет. Покажешь, где тот бой... — Она не смогла закончить, зажав рот руками, но сдавленные рыдания прорвались.

Юшка тяжело вздохнул и пошёл к двери, оглянувшись на тысяцкого. Тот лишь горестно покачал головой...

О боярыне, вдове Василия Михайловича, Юшка рассказывал с необычной для него восторженностью.

Она вынесла всё: и долгую скачку по лесным тропам к месту последнего боя Степана и Васяты, и поиски мужа среди трупов воинов сторожевой сотни, и то, что не сразу обнаружила его, ибо оказался он в стороне раздетым до исподнего, — видно, позарились татары на дорогую броню и кожаную подбронную одежду.

Степана среди убитых Юшка не нашёл и сделал единственный возможный вывод: попал в плен. Можно было предположить, что продадут его ордынцы в Сарае, как только залечат раны...

— Никто не лечил, — сказал со злостью Степан в этом месте рассказа.

Верный меченоша помолчал, собираясь с духом, и поведал Степану ещё об одной напасти, которая произошла в доме Корнея за два года плена. Как впервые появились сваты князя Милославского, переломившего таки себя и повинившегося перед Олегом, как суетился Корней, принимая сватов, как бросилась в отчаянии Алёна к матери. Юшка рассказывал всё это в подробностях, которые узнал от Пригоды. Мать без колебаний приняла сторону дочери. Две женщины выработали нехитрый, от века проверенный способ оттянуть свадьбу: боярыня объявила мужу о женских болестях Алёны. Для отца это было как гром среди ясного неба, но делать нечего, под напором жены и дочери сговор отложили.

Караван неторопливо шёл вперёд, следуя левым берегом извилистого Дона. Дальше, после впадения в могучую реку Северского Донца купцы собирались разделиться и отпустить татарское охранение. Одни направлялись в Нижний Новгород, другие в Рязань и Москву.