Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Вот такая была свадьба. Было о чём посудачить переяславцам и гостям из других городов и земель.

Почти пять лет со времени Московско-Пронского нашествия прошли без особых потрясений.

Правда, налетали разбойные отряды ордынцев, но им давали отпор. В1373 году один такой налёт отразили не сразу, татарам удалось подойти к самому Переяславлю и сжечь посады. Но обошлось.

Олег Иванович замечал, как за относительно спокойные годы разительно изменилась придворная жизнь.

Откуда-то при дворе появилось множество новых людей, всё больше молодых, нахрапистых, языкатых, не шибко образованных, зато опытных в придворном деле.

Непонятно кто — или пострадавший и выпустивший из рук бразды правления дворский, или столь же старый тысяцкий, нуждающийся в помощниках, — наделил их и громкими должностями, и ощутимой толикой власти. Возможно, сам Олег Иванович, не вдумываясь, соглашался. Появились у него стольники и чашники, конюшие и сокольничие и целый сонм отроков, юных, пригожих, красиво одетых, готовых со всех ног броситься выполнять желание князя.

Васята по своему характеру и не думал толкаться в этой толпе искательных, льстивых, жадных до милостей придворных. Его вполне устраивала спокойная жизнь в кругу обретённой семьи. Прежде он и представить себе не мог, сколько радости принесёт ему отцовство: кроме Машеньки, которую он полюбил как родную, подрастал сын, родной сын, его и Дарьин!

Но Даша, вернее, Дарья Ильинична, как теперь величали боярыню, жену Василия Михайловича, смотрела на всё иначе.

Что-то особенное было в этой женщине. Она словно на лету хватала всё, не случайно в далёкие годы, будучи любовницей князя, сумела быстро обучиться мудреной игре в шахматы. Теперь она столь же стремительно стала познавать тайны соколиной охоты, любимого занятия и Олега Ивановича, и княгини Ефросиньи, и Васяты, и Кореева. Несколько раз Олег Иванович ловил себя на том, что поглядывает на статную боярыню, ловко сидящую в седле с соколом на левой руке.

И думал: вот же напасть какая, рядом молодая, на десять лет моложе боярыни жена, красавица, умница, мать его детей, а он глядит на жену друга!

Олег Иванович перед собой оправдывался: внимание к жене друга от того, что она мать его сына, выросшего умным, красивым, замечательным, успешным во всех воинских потехах. Мать сына, пусть и незаконнорождённого, имеет право на внимание. Что в том плохого?

Васята, простая душа, особому вниманию великого князя к Дарье радовался, способствовал по мере сил вовлечению её в круг придворных забав.

Как-то раз Олег Иванович на охоте оказался рядом с Дарьей. Черт, видно, попутал: князь стал осторожно подводить весёлый, лёгкий разговор к прошлому, а помнит ли она далёкие времени их юности. Говорил, нащупывая тропинки в её памяти, а сам себя мысленно упрекал — ведь жена ближайшего друга!

И вдруг, как ушат холодной воды, на него обрушился такой страстный рассказ о проснувшейся великой любви к Васяте, что, поражённый, он даже не обиделся на её непонимание, а может, и нежелание уловить то, что скрывалось за воспоминаниями.

Ну и к лучшему, уговаривал он себя, скрывая ревность к Васяте, сумевшему пробудить такую любовь.

Обиженный, удивлённый, виноватый, он не уловил, когда рассказ Дарьи о любви к мужу незаметно перешёл в упрёк, а затем и в просьбу:

— Совсем отодвинул ты, великий князь, Василия Михайловича от себя. Только и осталось меж вами что любовь к охоте. Молодые бояре уже кто сокольничий, кто конюший, кто воевода, а мой Вася всё остаётся милым Васятой, другом детства.

— Ты что-то просишь для него? — понял наконец великий князь, о чём толкует боярыня.

— Ни о чём не прошу, удивляюсь.

— Впифан тоже не дворский, не тысяцкий, не воевода большого полка.

— Епифан, как все знают, второй человек в княжестве.

— А Васята — третий! — шутливо сказал князь.

— Епифан, ежели по-франкски называть, канцелор.

— Бог мой, откуда это ты вызнала?

— Епифан пояснил, — с лукавым простодушием ответила Дарья.

— И что же ты для Васяты хочешь?

— Сделай его воеводой сторожевого полка! — выпалила Дарья, и пунцовый румянец залил её щёки.

— Это он тебя просил? — начал Олег Иванович.

Но Дарья с яростью возразила:

— Плохо же ты знаешь своих друзей, великий князь! Он умрёт скорее, нежели попросит. Жизнь отдать — да. Просить — нет!

Олег Иванович задумался. Мысль сделать Васяту воеводой сторожевого полка была не такой уж нелепой. Можно даже сказать, разумной. Вон, по слухам, у Дмитрия Московского воеводой сторожевого полка стоит Семён Мелик, человек такой же безумной отваги, как Васята, азартный, рисковый, удачливый витязь, горячо любимый воями. Однако при всём том Мелик был воеводой не просто опытным, но и осмотрительным. Так ведь и Васята умудрился опытом за эти годы. Сколько воды утекло с тех пор, как бросился он, нарушив приказ воеводы Дебрянича, впереди всех на татар в первом настоящем бою...

Олег Иванович взглянул на Дарью.

Та смотрела на него с напряжением и надеждой. Румянец постепенно сходил со щёк, отчего проявлялись едва заметные веснушки у переносицы, молодящие боярыню.

«А ведь мы все ровесники, — мелькнула несвоевременная мысль у князя. — Тридцать пять, половина отпущенного жизненного срока...»

Он опять задумался. Испокон веку, с далёких киевских времён, русское войско строилось по единому принципу.

Сторожевой полк, куда входили все сторожевые, межевые, разведывательные сотни, и главная часть — ядро, состоявшее из нескольких сотен удальцов на быстрых конях, владеющих всеми видами конного боя, способных встретить врага, задержать его, навязать свою волю и, если нужно, отвести от главных сил.

Главные силы: большой полк, обычно занимающий центральное место на поле боя; полки правой и левой руки — подвижные соединения, которые можно и выдвинуть, и отвести в сторону, к ним можно добавить ополчение или по необходимости конницу.

Наконец, засадный полк. Туда собирали пожилых, мудрых воинов, способных выжидать и нанести быстрый, страшный удар в необходимый момент.

Такое построение войска диктовало стратегию. Она не менялась практически вот уже почти четыре века, со времён Владимира Святого. Приносила эта стратегия и успехи, и поражения, но от неё, даже несмотря на страшный разгром во времена Батыя, не отказывались, ибо только единым, сбитым в могучий кулак войском можно было достойно встретить стремительный удар степной конницы.

Если же вражеская конница обходила, огибала кулак, то привычная стратегия не помогала, не подсказывала достойного ответа. Вернее, ответ был: противопоставить неприятельской коннице равную по силе конницу. Но не было у россиян такого количества коней, чтобы всех воев посадить в седло. Не было таких просторных степей, чтобы пасти бесчисленные табуны. Не было такого количества пашен, чтобы сеять для них овёс. Дай бог тягловую силу прокормить.