Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Словом, не могла Русь землепашцев противостоять конной силе кочевников. Если бы объединиться...

Дарья, по-своему поняв молчание великого князя, опустила голову и тронула коня.

— Постой, боярыня. Поздравь сегодня вечером мужа воеводой сторожевого полка! А завтра на думе я его сам поздравлю!

— Олег Иванович, родненький! — Дарья соскочила с седла, прильнула к его сапогу, подняла полные слёз радости глаза и благодарно улыбнулась...

Ни князь, ни боярыня в тот миг и подумать не могли, что отмерили срок жизни Васяте куда меньший, чем мог бы он прожить при его здоровье и силе.

Но на то — воля Божья, всё в его промысле...

За пять относительно мирных лет Олег Иванович прошёл долгий путь от яростной злости на Пронских до полного замирения с новым удельным князем Данилой Пронским, своим племянником. От неприязни к Дмитрию Московскому до союзнических и даже, больше того, дружеских с ним отношений: вместе выступали против Ольгерда Литовского, вместе усмиряли Михаила Тверского, родственника и союзника Ольгерда. Правда, в 1373 году Дмитрий повёл себя не совсем так, как вправе был надеяться Олег Иванович: встал с большим войском на своём берегу Оки, не пустил ордынцев в московские пределы, а Олегу полками не помог. Но уже то, что нависали над ордынскими отрядами грозные московские войска, утихомирило врага, так что Рязань отделалась сравнительно легко. Точил Олега Ивановича червячок обиды, но понимал он, что Дмитрий — прежде всего московский князь, а потом уже радетель за общерусское дело. Он и сам, наверное, поступил бы точно так, но в ту пору не было у него достаточно полков. Словцо, найденное им, мальчишкой, — обезмужела Рязань — частенько вспоминалось. Ох как медленно подрастали мужики, как медленно привыкали их натруженные вилами, серпом, косой руки к сабле, оружию хитрому, требующему и сноровки, и ловкости, и навыка. Ныне мечом, по старинке, по-дедовски, уже не помашешь. Княжеские и дружинные мечи, что по традиции носили все приближённые Олега и он сам, давно не походили на те тяжёлые, широкие, кои можно было ещё встретить в домах у старых бояр или дружинников, оружие дедов и прадедов. Современный клинок стал легче, уже, стремительней и мог противостоять гибкой, изворотливой и коварной сабле ордынца. Многие русичи перешли на оружие степняков, познав его превосходство.

Труднее всего давалась наука владения им землепашцам, основной силе ополчения...

Да, страшно медленно подрастали мужики на Рязанской земле, а Орда налетала и налетала — то на соседа, Нижегородское княжество, то на мордву, уж на что племена, казалось бы, давно приведённые к принудительному союзу с Ордой, а и то грабили, жгли, уводили в полон...

Вот и решай каждый раз, как быть: уходить ли в леса и болота или сноситься с Москвой, объединять силы, чтобы дать бой Орде?

Обычно в налёт на Русь шёл один тумен. Это не мало, но и не так чтобы много. У Олега Ивановича своей конницы в три раза меньше. Но если с Москвой сговориться, то отбить татар можно. Вопрос в том, рискнуть ли довериться до конца Москве? А вдруг опять, как в семьдесят третьем году, встанет она на своих рубежах мощным заслоном и будет смотреть из-под голицы на то, что творится в Рязанской земле? Вроде и в помогу вышли, и силу сберегли. А когда останется Рязань после кровавой битвы — победной ли, разгромной ли, можно и войти, как вошёл в своё время с предателем Володькой Пронским многоумный Боброк...

И всё же сколько можно прятаться по лесным норам?

Эти вопросы постоянно преследовали Олега Ивановича, мучили, не давали спать. Он прислушивался к советам ближних бояр, хотя обычно признавал в качестве главного лишь Кореева.

В конце 1374 года лазутчики и живущие в Орде русичи стали сообщать, что среди татар пошли разговоры о скором походе на Русь мурзы Араб-шаха, или, как называли его русские, Арапши. Был он, по сообщениям, удачлив, жесток, честолюбив и пользовался доверием Мамая.

Давно живший в Орде епископ Василий — русские священники держали там приход для всех православных ещё по ярлыку Чингисхана — сообщил даже, что скорее всего Арапша пойдёт на Русь в разведывательный поход, ибо мечтает Мамай повторить путь Батыя и вымостить огромными данями себе дорогу к трону великого хана, пока ещё ему, не чингисиду, недоступному.

Перед лицом этой страшной опасности Олег Иванович уступил сторонникам союза с Дмитрием Ивановичем.

Дважды ездил в Москву Епифан Кореев. Вёл долгие и, на взгляд Олега Ивановича, не очень плодотворные переговоры с московскими вельможами: большим воеводой Боброк-Волынским и двоюродным братом Дмитрия князем Владимиром Серпуховским.

С Дмитрием Ивановичем Корееву встретиться не удалось — носился, как сказали бояре, великий князь по волостям и уделам, отражая наскоки Литвы и уряжая землю, раздираемую сварами между наместниками и удельными князьями.

«А может быть, поосторожничал», — думал Олег Иванович. Это подозрение встревожило его: действительно, если бы Дмитрий хотел заключить союз, нашёл бы время. Не мог он не знать, что Кореев давно уже в Рязани второй после великого князя человек и слово его всё равно что слово самого Олега Ивановича.

Сомнения, подозрения, опасения терзали всё сильнее, но тут в Переяславль приехал с грамотой от Дмитрия Ивановича великий боярин Микула Вельяминов, брат недавно умершего московского тысяцкого, воевода полка правой руки, по сути третий человек в московском войске, если считать Дмитрия верховным воеводой.

Дмитрий самолично приписал к грамоте, что Вельяминову доверяет заключить союз и обговорить — как, когда и куда в случае необходимости собирать полки.

Но, несмотря на грамоту, переговоры шли трудно. К счастью, боярин Корней нашёл ключик к сердцу Микулы Вельяминова. Было что-то общее в этих воинах старшего поколения, по-медвежьи могучих, неторопливых, одинаково уважающих и воинскую потеху, и долгий пир. Оказалось, оба они более всего на свете любили посидеть с удилищем на берегу реки, глядя на безмятежный поплавок, мысленно призывая его дёрнуться и нырнуть. Занятие неутомительное и неторопливое.

Словом, уехал боярин Вельяминов с союзным договором о совместных действиях, если нападёт на одну из сторон кто-либо. Оговаривали — кто-либо, подразумевали — Арапша.

Мурза неотрывно глядел на Олега Ивановича припухлыми немигающими глазами, словно надеялся этим подавить пленного.

Олег Иванович выдерживал тяжёлый взгляд спокойно. Он и сам частенько пользовался этим нехитрым приёмом, принимая удельных князей или строптивых бояр.

Видимо, перехитрил сам себя великий князь. По договору о союзе с Дмитрием Ивановичем он должен был в случае нападения Арапши привести свои полки к месту встречи у реки Пьяна. Но в самый последний момент Олегу Ивановичу стала невыносима мысль, что он, такой же великий князь, как Дмитрий, но старше на целых десять лет, должен вставать под его руку, как какой-нибудь удельный князёк. Под благовидным предлогом он задержался с десятком дружинников в полудне пути до реки Пьяна, — будь неладно это весёлое, легкомысленное название! — отправив полки вперёд под началом воеводы Алексича.