Юрий Лиманов - Многоликий. Олег Рязанский

Арапша в долгом кровопролитном бою разгромил объединённые силы Москвы, Рязани и Пронска.

Казалось бы, радоваться Олегу Ивановичу своей предусмотрительности, благодаря которой миновал его позор поражения. Однако он не бежал, чтобы привычно укрыться в мещёрских чащобах, совесть не позволила, а остался, надеясь, что сумеет оказать помощь отступающим воинам, и в итоге попал в плен к высланному Арапшей сторожевому отряду ордынцев.

Великий князь Дмитрий, Боброк, Даниил Пронский, Владимир Серпуховской, воевода Алексин, боярин Корней, Епифан и Васята — все они, отступая с боем, плена избежали и своих воинов от ордынцев увели...

А Олег сидит теперь на голой земле в походном ордынском шатре, и перед ним на толстой кошме развалился Арапша, прискакавший сюда ради такого высокого пленника.

Спасибо, хоть не связали.

Мурза первым не выдержал и прервал затеянную им игру в молчанку.

— Ты улусник [40] Улусник — правящий княжеством, или улусом, на основании ханского ярлыка. Великой Золотой Орды, — произнёс Араб-шах.

— Да, я целовал ханскую печать на золотом ярлыке, данном мне Джанибеком, хранит небо его благородный дух.

— Почему же ты поднял против меня свои жалкие полки?

— Я плачу подать в те сроки и в том размере, кои определены ярлыком, мурза. Я не чувствовал за собой вины и потому принял твои передовые отряды за шайки вольных ордынцев, что непрерывно беспокоят пределы Рязанской земли. — Олег Иванович говорил многословно, постепенно извлекая из памяти язык степей, которым давно не доводилось пользоваться.

— Ты лжёшь, собака! Ты отдал свои полки Дмитрию Московскому, нашему давнему врагу, когда я ещё не высылал свои передовые сотни! И ты ведь знал, что я родственник великого Мамая! — возмутился Арапша.

«Да, пришло время, когда родством с темником Мамаем гордятся в Орде больше, нежели родством с чингисидами», — вздохнул Олег Иванович, а вслух сказал:

— Могущественный Мамай, да будет благословенным его имя, недавно прислал мне свой подарок, степного жеребца. Мог ли я думать, что безо всякой моей вины он так скоро сменит милость на гнев?

— Опять врёшь, собака! Виляешь, как трусливый пёс! Ты по сговору послал свои полки Дмитрию Московскому!

«Повторяется мурза, — подумал Олег Иванович. — Видно, нету у него приказа, и он не знает, что со мной делать. Не предполагал Мамай, что меня в плен захватят. А я предполагал? Всегда успевал в Мещеру уйти, а тут... Хорошо хоть семью туда загодя отправил».

Мурза что-то кричал, распаляя себя. Князь перестал вслушиваться. Внезапно мурза хлопнул в ладоши, вбежали трое нукеров, мгновенно повалили Олега Ивановича и крепко стянули волосяными верёвками ему руки и ноги.

«Кажется, дело принимает худой оборот». Смерти Олег Иванович не боялся, больше страшился позора. Бывало, что по приказу хана или мурзы нукеры оплёвывали князя, били плётками, сапогами. Всё одинаково позорно, и не всякий князь после того осмеливался жить.

— Вот так же, спутанного арканом приведут ко мне Дмитрия Московского, и будете вы вдвоём ждать суда прославленного воина степей мурзы Мамая! — сказал тихо Араб-шах, словно не он только что кричал, надрывая глотку.

Мурза встал с кошмы, с презрением поглядел на связанного князя, бросил что-то на своём языке нукерам и вышел из шатра.

Один из нукеров последовал за мурзой, двое остались, сели на пятки и уставились узкими щёлочками глаз на пленника.

Лежать со связанными руками и ногами на боку было очень неудобно. Олег Иванович попытался повернуться. Один из нукеров, не вставая с пяток, бросил:

— Лези, лези! — и ловко выхватил из-за спины заткнутую за пояс плеть.

Князь замер. Нукер остался сидеть в прежней позе.

Олег Иванович знал, что так вот, в страшно нелепой и неудобной для русского человека позе, на пятках, нукеры могли сидеть часами. А сможет ли он всё это время лежать связанным, не двигаясь, из опасения быть позорно избитым?

Второй нукер что-то монотонно запел, чуть покачиваясь. Первый подхватил, поглядывая на пленника, не меняя при этом выражения лица, словно не он сам пел, а что-то внутри его издавало эти нудные, гнусавые звуки.

В одной из плошек, освещавших шатёр, прогорел фитиль и упал в масло. Огонёк заморгал и погас. Теперь горела одна-единственная плошка.

Как только в шатре сгустился полумрак, вошёл ещё один нукер. В отличие от сидевших на пятках часовых, он был с саблей, левая рука его лежала на сверкнувшем самоцветами эфесе. Охранники князя не пошевелились. Внезапно вошедший выхватил саблю, и в одно мгновение две головы покатились по кошме, пятная её кровью.

Нукер метнулся к князю.

— Васята!

Васята разрубил верёвку, помог Олегу Ивановичу встать. Великий князь первым делом выхватил из-за пояса одного из убитых длинный кинжал. Появился ещё один нукер, держа в руках окровавленную саблю. Олег Иванович узнал сотника Степана.

— Я здесь, великий князь, со своей сотней! Иди за мной!

Все трое выскочили из шатра. Вокруг кипел бой. Отборные нукеры личной охраны Араб-шаха дрались с воинами Степана.

На бегу князь успел увидеть, как Степан рубится с тремя нукерами, а рядом с ним его верный оруженосец. В тот же миг в плечо ударила стрела, Олег Иванович упал, и последнее, что он услышал, был громкий голос Степана:

— Юшка, увози князя! Головой отвечаешь!

...Он лежал поперёк седла. Конь мчался галопом, оруженосец Юшка придерживал князя.

Олег Иванович не чувствовал боли, плечо онемело.

— Васята с нами? — прошептал он, не надеясь, что Юшка услышит его.

Однако тот услышал:

— Нет Васяты, достали из луков нехристи.

Олег глухо застонал. Ведь он чуял, что не следует вступать в союз с Москвой, поднимать полки против ордынцев. Чуял, но не хватило твёрдости противостоять всеобщему желанию подняться против татар.

Сзади скакали человек тридцать воинов из сторожевой сотни. То один, то другой придерживали коня и, поворотившись, принимали неравный бой, чтобы ценой своей жизни задержать преследовавших ордынцев.

Олег Иванович закрыл глаза. «Хоть бы сознание потерять», — взмолился он, но сознание, как назло, было ясным, даже, напротив, обострённым, и он удивительно отчётливо видел всё вокруг в свете полной луны.

Наказание за ошибки?

В том бою Степан был ранен и попал в плен. Он был продан в рабство, испытал всё: унижение, позор, тоску по родине, близким, голод, болезни, мучения... Но выжил! Только через полтора года отыскал его далеко от столицы Орды верный Юшка. Он уцелел тогда в страшной битве с татарами, спас князя, чудом сумел узнать, куда повезли беспамятного Степана, вернулся в Рязань, получил у благодарного Олега Ивановича деньги на выкуп. К княжеским деньгам прибавил свои боярин Корней.