Георгий Свиридов - Тайна Черной горы

– Запаздываете, товарищ Манохин, – встретил взрывника Хлыбин усталой улыбкой. – Последний шпур добуриваем.

– Успею, – ответил тот, кладя на стол в теплушке рюкзак с капсюлями-детонаторами и мотком бикфордова шнура.

Молчком выгрузил из кузова дежурной машины ящик с аммоналом. Так же молчком двинулся вглубь штольни со своим опасным грузом.

Лязгая и громыхая порожними вагонетками, из штольни выкатил электровоз, огромный железный жук с огненными желтыми глазами. На электровозе, держась за скобы-ручки, умостились Данька Слон и дядя Костя, Терентий, а остальные пристроились сзади на сцепах. Попрыгали на ходу, едва электровоз сбавил скорость. Кучно зашагали к теплушке, с наслаждением глотая прохладный рассветный воздух, который врывался им навстречу, неся сладковатые запахи тайги и одурманивающую свежесть кислорода.

В теплушке, поснимав каски и расстегнув брезентухи, уселись вокруг стола. Брали грязными, плохо отмытыми пальцами из коробки кубики снежно-белого сахара, совали в рот, бросали в кружки, наполненные круто заваренным, почти коричневым чаем. С наслаждением глотали обжигающую жидкость.

– Счас рванет, – сказал Орешнин, – считайте взрывы.

Но в забое почему-то было странно тихо. Послышались шаги. В теплушку не вошел, а ворвался взрывник. И сразу к бригадиру:

– Чего зазря вызывали? Куда девались еще три шпура? Не добурили? – хлестнул наотмашь обидным словом. – Схалтурили? Да? Думали, что сойдет? Не замечу, да?

Но Хлыбин ничего не стал ему объяснять, а только приветливо засмеялся:

– Ты, Манохин, сразу видать, что крепко бдительный! Хвалю за это от имени нашего коллектива и по поручению начальства.

Горняки заулыбались. Со всех сторон в адрес взрывника посыпались острые шуточки. Уставшие за смену люди устроили себе бесплатный концерт, растолковывая Манохину, что, как и почему. Но и тот не остался в долгу. Потребовал бумагу, чтоб акт написать, потому что подрывать он не станет, хотя и забил шпуры взрывчаткой, и еще, что не намерен прикрывать ихнее самовольное нарушение технологии проходки забоя. А о новой схеме расположения шпуров он и слыхом не слыхивал.

– Предупреждать надо было заранее, а то теперь вези лишнюю взрывчатку назад и переоформляй.

– Что виноваты, так это факт, и мы признаем. Исправимся! – бригадир попытался миром закончить спор. – И бумагу тебе подпишем, чтоб все как надо, чтоб честь по чести. Ты только не теряй время, иди и пали. Знашь, как нам хочется поглядеть, что ж из нашей затеи получилось, верно ли мы порассчитали! Пожалей трудящихся людей, не тяни резину.

Манохин, может быть, немного поломавшись, и произвел бы взрывы. Но тут вмешался Данька Слон. Данька «положил глаз» на жену взрывника, приметив молодуху, привезенную из далекого теплого Крыма, и по такой мужской причине пренебрежительно смотрел на низкорослого, не особенно видного собою Манохина. И это пренебрежение свое высказал вслух:

– Васёк, не дури. Повилял хвостом, и хватит! Дуй, отпаливай шнуры! Да чеши обратно, карауль женку, а то твоя молодая да симпатичная к кому-нибудь интерес проявит.

Манохин мог сносить все что угодно, только не намеки в адрес своей жены. Васек-Морячок как-то сразу потемнел лицом. Насупился. И, выставив вверх подбородок, сказал скандальным тоном, словно всю жизнь только тем и занимался, что спорил, скандалил да дрался:

– Не буду, и все тут!.. Понятно?

– Как это еще не буду? – Данька протянул к нему, прямо к лицу, свои ручищи и угрожающе пошевелил пальцами. – Они у меня во все стороны вертятся, так что враз заставлю!

Лицо взрывника загорелось красными пятнами. Он шагнул назад. Уперся спиной в косяк.

– Что?! Угрожать? Кто я тут, по-твоему?

– Рыба, – ответил Данька.

– Какая такая рыба? – взрывник взъерошился, стал колючим, словно ежик, поднявший свои игольчатые пики.

– Прекрати, – бригадир чувствовал, что Данька может испортить всю погоду, и схватил того за брезентовый рукав. – Счас же прекрати!

– Нет, ты скажи мне, какая такая я тебе тут рыба? – Манохин уже сам полез на рожон. – Скажи!

Данька невесело усмехнулся и коротко выпалил:

– Стерлядь! Вот какая. – Проходчики дружно загоготали.

Взрывник задохнулся от ярости. Его оскорбили! Публично, когда он находился при исполнении своих прямых служебных обязанностей. Нет, такого он стерпеть не мог. Никак не мог. Вот теперь-то он никакой поблажки и никому не позволит. Ша! Елки-моталки и полный порядок. Он подскочил и схватил телефонную трубку.

– Алло!.. Коммутатор? Мне Чумакова, начальника штольни… Что? Чепе тут… Алло! Товарищ Чумаков?.. Манохин говорит. Из штольни. Тут чепе!.. Чепе, говорю!.. Ночная смена схалтурила и недобурила по схеме… Недобурила по схеме!.. Три шпура! Три… И насильничают, требуют, чтоб взрывал, покрыл недоделки… Что?.. Заряды заложил, но взрывать не буду… Да, да! Приедете?.. Ждем!..

Положив трубку, обвел горняков, притихших и настороженных, победно-торжествующим взглядом.

– Слыхали? Счас начальник приедет. Тогда и разберемся, кто из нас прав, а кто и рыба.

Хлыбин понимал, что дело приняло нежелательный оборот. Его самодеятельность может дорого обойтись всей смене. Тут уж не «энтеэр», не рационализаторство, а чистое самовольное нарушение. За такие действия по головке не погладят. Хлыбин искоса взглянул на Орешнина, и они, взглянув и обменявшись многозначительными взглядами, поняли друг друга без слов. Семь бед – один ответ. Встал и двинулся к выходу. Орешнин за ним.

– Сидите тут все и носа никуда не высовывайте, – приказал бригадир проходчикам, потом кивнул в сторону взрывника. – А его попридержите, пусть успокоится. Чтоб не рыпнулся следом. Мы и сами смогнем!

Манохин вскочил как ужаленный, но сильные руки Даньки снова усадили его на лавку. В дверях стенкой встали горняки. Манохин скрипнул зубами и в бессильной ярости выкрикнул:

– Ответите!.. За все как есть ответите!..

– Ты, Вась, не кипятись, – Данька был добрым и щедрым. – Радуйся, что люди по-человечески тебя выручают и твою опасную работенку делают, самолично рискуя своей шкурой. Так что за это с тебя еще причитается!..

За их спинами, внутри горы, гулко ухнули взрывы. Все разом обернулись. Терентий выставил из-под каски край уха, словно и так нельзя было слышать. Данька считал вслух:

– Раз, два, три… Еще… пять, шесть… Теперь последний. Все! Отдыхай, братва!.. – и отпустил взрывника, отстранив от него свои ручищи. – Полная тебе свобода, как уговаривались!

– Ответите! За все ответите! – Манохин уселся поудобнее на лавке, засунув руки в карманы куртки, готовясь быть тут долгое время, ожидать прибытия начальства.

Гулко заработал вентилятор, набирая силу оборотов.

В теплушку вошли Хлыбин и Орешнин. У бригадира в зубах дымилась сигарета, та самая, какой минуту назад подпаливал бикфордовы шнуры. Вошли они в теплушку вразвалочку, размеренно-скучноватым шагом, словно сделали самое обыденное и пустяковое дело. Словно всю жизнь подрывали в забоях.