Пенни Винченци - Соблазны бытия

– Обещаю, я не стану тебе обузой. Буду держаться в стороне, пока тебе не понадоблюсь.

– Чарли, ты не можешь стать мне обузой. И вообще, это здорово, – сказала Дженна, слабо улыбнувшись.

Печальная новость больно ударила по Дженне. Пусть она плохо знала Селию, но ведь ее маме та была почти как мать. А ей, получается, как бабушка. Одна из тех людей, кто имел непосредственное отношение к небогатой личной истории Дженны.

Селия успела сыграть в ее жизни очень важную роль. Единственная из английских Литтонов, кто был на свадьбе мамы и Чарли. Дженна помнила, как поддержала ее Селия, когда мамы не стало, показав пример удивительного мужества и силы. Этот пример не померк и по сей день. Дженну восхищало то, как личная история Селии переплеталась с историей «Литтонс». Напряженная работа, настоящие битвы за издательство, потрясающее умение сохранить его в годы двух мировых войн. За что бы ни бралась Селия, она всегда достигала успеха. Это касалось и работы, и семьи. И теперь, судя по всему, она покинет этот мир. Покинет семью, «Литтонс» и тех, кто ее любил.

– Почему она не сказала нам, что больна? – спросила Дженна.

Одной рукой она цеплялась за руку Чарли, другой впилась в Иззи. Пока самолет набирал высоту, ее зубы громко стучали. Дженне не хотелось говорить, но нужно же чем-то себя отвлечь от страха и холодной тошноты, наполнявшей ее изнутри.

– Такое не в правилах Селии, – ответила Иззи. – Ей было ненавистно говорить о подобных вещах. Сколько я помню ее, она никогда не болела, терпеть не могла разговоров о болезнях, поскольку считала это проявлением слабости. Она всегда хмурилась, если кто-нибудь говорил, что устал. Селия не признавала права на усталость.

– Моя мама была такой же, – сказала Дженна. – Хотя настоящего родства у нее с Селией не было. Как все это странно!

Дженна выпустила руку Чарли, но никак не могла расстаться с рукой Иззи.

– Ну вот, мне получше. Кажется, самолет набрал высоту… О чем мы говорили? Вспомнила. Наверное, моя мама что-то взяла от Селии. Как-никак с детства жила в ее доме. У меня такое чувство, что мне снится гадкий сон. Все повторяется.

– Я тебя понимаю, Дженна, – вздохнула Иззи. – Очень хорошо понимаю. И очень сочувствую.

– Надеюсь, мы успеем. Сумеем с ней попрощаться. С мамой я так и не попрощалась.

Иззи посмотрела на девочку, понимая бесполезность слов.

– Мы обязательно успеем, – только и могла сказать она Дженне.

Ник и Майк пришли их проводить. Ник порывался лететь вместе с Иззи, но она чувствовала все нежелательные моменты этого замысла. Без него ей будет легче совладать с собой и помочь отцу, для которого грядущее горе чудовищно велико.

– Ну, раз ты так говоришь, – неохотно отступил Ник. – Я бы очень хотел попрощаться с леди Селией.

– Я сделаю это за нас обоих.

– Как это грустно! Она была величайшей из леди, которых я встречал.

– Она была единственной леди, встретившейся на твоем пути, – сказал Майк.

– Ты не имеешь права так говорить. Не обижай мою любимую, – без тени шутки бросил ему Ник. – До свидания, принцесса. Я люблю тебя. Если сможешь, позвони. И старайся почаще смотреть на звезды.

Прощаясь с Ником, Иззи вдруг заплакала и никак не могла успокоиться. Слезы мешали ей видеть его скорбное лицо. Но она обязана взять себя руки. Хотя бы ради Дженны. Ради бедной маленькой Дженны.

Венеция и Адель сидели в комнате ожидания. Рядом, взявшись за руки, снова став маленькими девочками перед лицом величайшего кризиса их взрослой жизни. Они говорили на своем языке, понятном только им.

– Не думала…

– Может, нам…

– Давай спросим…

– Он вряд ли…

– Откуда ты знаешь…

Их разговор продолжался, испытывая терпение Джайлза на прочность. Он крутил и крутил в мозгу одну и ту же мысль: почему они не догадались сразу? Сразу, едва услышав о ее решении отойти от дел? Тем более что все они знали о ее болезни. Наверное, такая причина казалась им слишком очевидной, чтобы принимать ее всерьез. А может, все думали, что, будь положение настолько серьезным, она бы обязательно им сказала, дабы упредить превратное понимание и не давать пищи для слухов?

Зря они не были тогда более внимательны к ней и не постарались понять ее. Впрочем, мать всегда было трудно понять.

Приехали Кит и Клементайн. Кит сидел неподвижно, держа руку жены, и разжал пальцы всего один раз, когда она, неожиданно побледнев, спешно покинула комнату ожидания. Через некоторое время она вернулась, уже не такая бледная. Никто не спрашивал о причинах, пока Клементайн сама не сообщила Венеции, что беременна. Венеция радостно улыбнулась:

– Нужно обязательно рассказать маме. Она будет невероятно рада.

Она тут же замолчала, осознав, что у них вообще может не быть шанса рассказать Селии о чем-либо.

Себастьян сидел в углу. Молчаливый, неподвижный, склонившийся над книгой. Каждый раз, когда дверь открывалась, он со страхом поднимал глаза и, увидев, что это не врач и не медсестра, возвращался к чтению. За все время Себастьян не произнес ни слова, лишь поздоровался с приехавшими Китом и Клементайн. «Как он это перенесет?» – глядя на него, думала Адель.

В комнате ожидания сидел и лорд Арден – бледный, но достаточно спокойный. Он учтиво здоровался с каждым, кто появлялся. Со стороны могло показаться, словно это были гости, приглашенные на чай.

«Она не может умереть. Не может, не может, не может». Эту мысль Элспет повторяла как заклинание, и абсурдно, по-детски, верила: пока слова продолжают звучать внутри ее, Селия останется с ними. В мире живых, где ее любят и где она очень нужна. Элспет не представляла себе жизни без бабушки. Нет, такого просто не может быть, поскольку это уже не жизнь, а дурной сон, кошмарный и абсолютно нереальный.

Элспет сидела рядом с Кейром, держа его за руку. Точнее, цепляясь. Она не выпускала его руку с тех самых пор, как Кейр сообщил ей страшную новость, встав перед их столиком в «Рице». И вся роскошь зала, вся обильная позолота вдруг показались ей нелепыми. Краешком сознания Элспет отметила, что Кейр совсем не удивлен, увидев ее за одним столом с Маркусом Форрестом. Кейр наверняка догадывался, что она делит с американцем не только столик в ресторане. Шок, горе и страх вымели и выдули всю боль, злость и непонимание прошедших месяцев. Элспет знала: возмездие будет потом, не может не быть. Однако сейчас ситуация сама по себе была слишком трагической, чтобы усугублять ее семейными сценами.

Вместе с Кейром они поехали в больницу. Кажется, час был весьма поздний, однако Элспет не ощущала ни усталости, ни голода. Ее захлестывал целый шквал эмоций, порожденных страхом. Элспет то и дело встречалась глазами с матерью. Они улыбались друг другу, но ничего не говорили, если не считать пары фраз, брошенных в самом начале. Диалог Венеции с Аделью тоже прекратился. Все сидели молча. Тишина в комнате ожидания была такой же абсолютной, как и страх.