Элизабет Чедвик - Летняя королева

Она не поняла по его выражению, сочувствует он ей или нет.

– Потому что этот союз плох для Аквитании. Людовик не дает мне воли, преуменьшает мои способности. Никакой он мне не муж в прямом и переносном смысле слова. – Она горестно поджала губы. – С тем же успехом он мог бы жениться на Тьерри де Галеране. Тамплиер всю кампанию делил с ним одну палатку и сейчас спит в его покоях. Людовик прислушивается к советам тех, кто не любит ни меня, ни Аквитанию. А поскольку ты сам из Аквитании и устроил двор на южный манер, тебя он тоже не полюбит.

Раймунд откинулся на спинку кресла:

– Оставив мужа, ты будешь уязвимой и открытой для всех хищников.

– Я знаю, придется повторно выйти замуж, но я смогу выбрать себе супруга, а не подчиняться приказам других.

Он потер подбородок:

– Твой выбор все равно должен быть продиктован нуждами Аквитании.

– И я сделаю его очень продуманно.

– У тебя уже есть какие-то кандидаты?

Алиенора ничем не выдала себя:

– Поговорим об этом позже.

– Ты можешь мне доверять, как и сама знаешь. – Голос теплый, как солнечный луч.

Она прямо посмотрела ему в глаза:

– Я избавилась от привычки кому-либо доверять.

– Что ж, мудро, я сам такой. – Он похлопал ее по руке. – Мне нужна поддержка твоего мужа в кампании против Алеппо, но, когда это дело завершится, я сделаю для тебя все, что смогу.

Опасения Алиеноры не развеялись полностью, но она испытала облегчение, получив его благосклонный, хоть и сдержанный ответ.

– А здесь, в Антиохии, ты мне поможешь?

Раймунд обнял племянницу:

– Мой дом – твой дом столько, сколько понадобится, родная.

Был поздний вечер, почти все придворные удалились, но масляные лампы в коридорах по-прежнему горели. Алиенора задержалась в комнатах дяди, где вспоминала прошлое и обсуждала будущее. Людовик, получивший собственные покои, рано ушел спать, сославшись на усталость и необходимость помолиться. До сих пор ей удавалось избегать мужа, присоединяясь к нему только во время официальных приемов и трапез, когда она заставляла себя улыбаться, скрываясь за маской вежливости.

Около полуночи Алиенора наконец отправилась к себе в сопровождении своих дам и защитников – Жоффруа де Ранкона и Сальдебрейля де Санзе. Коннетабль поклонился у ее двери и пошел проверить, все ли в порядке у мужчин. Алиенора отпустила всех дам, кроме Амарии, и они расположились на ночь у нее в приемной. Присутствие Амарии могло оградить ее от сплетен. Королева поманила Жоффруа за собой в спальню.

– Вина, Амария, – приказала она, – а затем можешь идти, но оставайся поблизости и дверь плотно не прикрывай.

– Мадам… – Девушка исполнила приказ тихо и расторопно, после чего покинула комнату, мягко прошуршав юбками по плиткам.

– Таким образом мы хоть как-то соблюдем приличия, – сказала Алиенора, – но в то же время побудем наедине.

Жоффруа удивленно вскинул брови:

– Ты настроена оптимистично. – Он опустился на кушетку рядом с ней.

– Во дворце у дяди я ничего не боюсь. Его заботит лишь мое благополучие. – Она смотрела, как он потягивает вино. На рассвете он уедет, вернется в Аквитанию самым коротким маршрутом. Де Ранкон будет свободен и оправдан, чему она радовалась, но сердце все равно ныло. Алиенора опустила ладонь на его руку. – Я ношу ребенка. Тогда, в Константинополе…

В его взгляде отразились изумление и мука.

– Боже мой… почему ты раньше не сказала?

Она видела, что он подсчитывает месяцы, и прижала палец к его губам:

– Ш-ш-ш. Не было никакого смысла говорить об этом прежде. Незнание служило твоей защитой.

– Я повел себя как недальновидный глупец, – сокрушался Жоффруа. – Мне бы следовало проявить бо́льшую сдержанность.

– Мне тоже. Мы оба поддались чувствам, которые до сих пор владеют нами, и я рада. – Она положила его руку на свой округлившийся живот. – Я ни о чем не жалею.

– Но я уезжаю. – Он с трудом сглотнул. – Как же я могу оставить тебя в такое время одну?

– Можешь и должен.

– Я не…

– Нет. – Она не дала ему договорить. – Мне нужно самой решить этот вопрос, и твое присутствие отнюдь не поможет. Иначе мы невольно выдадим себя, а никто ничего не должен узнать. Мы рискуем жизнью. – Она глубоко вздохнула. – Я намерена расторгнуть брак с Людовиком. Я уже написала архиепископу Бордо, чтобы начать процесс. Дядя готов предоставить мне кров на неопределенное время, и я воспользуюсь его гостеприимством до рождения ребенка.

– Дядя знает о твоем положении?

Она покачала головой:

– Нет, и знать ему не обязательно. Когда наступит срок, я уеду. Ребенок будет расти при мне, но никто, кроме нас, не узнает, кто он. Он или она получит прекрасное образование и положение, а еще у него никогда не будет оков, которые связывали нас.

Жоффруа запустил пятерню в волосы:

– Что, если Людовик откажется от расторжения брака?

– Он поймет, что это в его интересах.

– А если нет?

– Я его заставлю. – В ее голосе прозвенела стальная решимость.

– Он может решить, что ребенок от него?

– Это было бы чудо. – Алиенора горестно рассмеялась. – Людовик не приближался к моей кровати с тех пор, как мы покинули Францию. – Она встретилась с ним взглядом и не отвела глаз. – Я не жалею, что это случилось, – твердо заявила королева. – Быть может, я сама и не выбрала бы такой путь, но я рада.

Его это не успокоило.

– Сейчас на кону гораздо больше, чем когда-либо, но ты тем не менее хочешь отослать меня прочь. В Аквитании я буду бессилен что-либо предпринять.

Она отвела прядь волос с его лба нежным, ласковым жестом:

– Я знаю, это трудно, но так будет безопаснее для нас и нашего ребенка – поверь мне.

Он застонал и обнял ее:

– Я верю тебе. Это я себе не доверяю.

– Не нужно, – сказала она. – Я не потерплю, чтобы ты так говорил.

И она закрыла его рот поцелуем, когда он собрался запротестовать, и вдохнула вместо него, и этот глоток воздуха, как ей казалось, прошил насквозь ее тело до самой утробы, давая их ребенку силы и жизнь.

Глубокой ночью Жоффруа наконец покинул покои королевы, на цыпочках перейдя приемную. Алиенора его провожала, а верная Амария шла впереди, освещая путь небольшой масляной лампой, которую прикрывала рукой. Дамы спали за газовыми занавесками. У дверей Алиенора отпустила Амарию. Та присела в поклоне и тихо удалилась.

Во дворе, освещенном звездами и большим полумесяцем, сверкал темными струями фонтан.

– Да хранит тебя Господь в пути. Пусть дорога твоя будет легкой и приятной, – прошептала Алиенора. – Я буду молиться за тебя каждое мгновение.

Он легко коснулся рукой ее лица:

– Я тоже буду молиться за тебя и нашего ребенка. – У него дернулся кадык. – Я бы предпочел остаться…