Элизабет Чедвик - Летняя королева

– Пока меня не убедят в обратном весомые доказательства, – мрачно изрек он. – Как-никак я не раз сталкивался с предательством и обманом самых близких людей.

Алиенора подавила тошноту. Осталось ждать совсем недолго, твердила она себе, всего несколько дней – и наступит свобода.

– Антиохия – не Константинополь. Мой дядя и его жена родились в наших краях, хотя и устроили свою жизнь здесь, а мы приехали, чтобы им помочь. Такова была наша первоначальная цель.

– Но не единственная. Наш долг перед Господом куда важнее.

Дядя Раймунд вместе со своей женой Констанцией, родственницей Людовика, ожидал перед дворцом приезда гостей. Ближневосточное солнце за много лет высветлило его волосы до цвета спелой пшеницы, а вокруг голубых глаз появились глубокие морщины оттого, что часто приходилось смотреть на яркий свет. Он был выше и шире Людовика и так напоминал Алиеноре отца, что ей захотелось обнять его и всплакнуть на плече, но она сдержалась. Констанция была немного моложе Алиеноры, стройная и темноволосая, со светло-зелеными глазами и тонкими чертами лица. У нее был такой же, как у Людовика, нос, похожие скулы, но в ее облике чувствовалось что-то экзотическое, как будто Восток добавил свою каплю к ее крови.

Их брак начался со скандала и обмана. Двадцатидвухлетнего Раймунда пригласили в Антиохию, чтобы он стал ее правителем, женившись на Алисе, вдове князя Боэмунда. Но Алиса оказалась упрямицей, к тому же недостаточно родовитой, в отличие от ее девятилетней дочери Констанции. Проделав весь путь тайком, чтобы избежать врагов, Раймунд прибыл в Антиохию под предлогом женитьбы на матери, а сам взял в жены ее дочь, разрушив амбиции Алисы и сразу заняв главенствующее положение. Несмотря на угрозу, исходящую от сельджуков, он оставался сильным игроком, да и лет ему было всего лишь немного за тридцать.

– Добро пожаловать, – произнес Раймунд низким медоточивым голосом. Он говорил на северном французском, приветствуя Людовика. Обнял короля, поцеловал, но колено не преклонил. Потом он повернулся к Алиеноре, и его глаза наполнились теплотой и состраданием. – Племянница, – сказал он на lenga romana. – Дитя моего брата.

Когда он поцеловал ее в щеку, она припала к нему, почувствовав себя матросом тонущего судна, которому швырнули веревку с соседнего корабля.

– Ты так похож на моего отца, – сказала она дрогнувшим голосом.

Раймунд заулыбался, показав большие белые зубы:

– Это лестное сравнение. Мы очень рады видеть вас, нам так нужна ваша помощь. Надеюсь, пребывание в Антиохии будет для вас приятным.

– У меня такое чувство, будто я приехала домой. – От волнения у нее сжалось горло.

Она повернулась к молодой супруге Раймунда и тоже обняла ее. Констанцию окружал запах ладана, дымный и в то же время пряный. Людовик от напряжения играл желваками, но держался не враждебно, просто настороженно.

– Бо́льшая часть моей армии пошла наземным маршрутом и появится здесь меньше чем через две недели, – сказал он. – До тех пор мы будем пользоваться вашим гостеприимством.

– Оставайтесь столько, сколько потребуется. – Раймунд вскинул брови. – Я уже слышал, что ваши войска передвигаются по земле. Видимо, цена, которую запросили греки, никак не соответствует их услугам.

– Действительно, я на личном опыте убедился, что верность и преданность здесь встречаются реже, чем тирийский пурпур [21] Тирийский пурпур – красновато-фиолетовый краситель, добываемый из средиземноморских моллюсков. и рог единорога, – мрачно отозвался Людовик. – И все имеет свою цену, зачастую неоправданно завышенную.

– Именно так, – ответил Раймунд. – Добро пожаловать на Восток.

Впервые за несколько месяцев Алиенора сумела по-настоящему отдохнуть, чувствуя себя в безопасности. Раймунд очень напоминал ей отца, но был в сто раз ярче и жизнерадостнее. Настоящий мужчина, что понимает свою роль и исполняет ее без усилий. Представляя своих детей, он небрежно ерошил им волосы. Балдуин, наследник, четырехлетний малыш, такой же светлоголовый, как его отец, и две темноволосые очаровательные девчушки – Мария, двух лет, и Филиппа, младенец. Алиенору кольнуло в сердце, когда она взглянула на Марию и вспомнила собственную дочурку с тем же именем. Бегает она сейчас где-то далеко и учится произносить «мама», обращаясь к Петронилле и придворным дамам. Казалось, то происходило совсем в другой жизни, и возвращаться туда она не собиралась. Ей нужно было думать о другом ребенке, крошечном секрете внутри ее утробы.

Дворец в Антиохии уступал по размерам и роскоши дворцу в Константинополе, но все же отличался изяществом и красотой, не сравнимыми с дворами Франции. Полы здесь были отделаны радужной плиткой и мозаикой. В благоухающих цветами дворах били мраморные фонтаны, придворные ходили в шелках, как и в Константинополе. Алиенора со своими дамами расположилась в покоях с прохладными мраморными полами и высокими решетчатыми окнами, пропускающими легкий бриз. Хотя внешнее убранство напоминало Константинополь, окружение оказалось совсем другим. Алиенора ощущала здесь свою силу, и это была сила Аквитании, не Франции. Она обладала влиянием. Как герцогиня Аквитании и племянница князя Антиохии, она пользовалась почитанием и уважением. Ее высказывания и способности высоко ценились, а то, как королева предпочитала одеваться и вести себя, считалось нормой. Все это так отличалось от того, как с ней обращались дома и по пути сюда, что от обиды у нее перехватывало горло.

Действительно, Антиохия во многом напоминала Аквитанию, поскольку ее дядя привнес в дворцовую жизнь энергию и традиции своей родины. Официальным языком при дворе считался lenga romana, а все искусства пришли с юга Франции. Алиеноре и Раймунду было что вспомнить: он рассказывал о временах еще до ее рождения, когда рос вместе с ее отцом, а она поведала ему о годах после его отъезда.

– Я бы хотел увидеть Пуатье еще раз, – признался Раймунд, – но моя жизнь теперь здесь, и я знаю, что никогда туда не вернусь. – Он сжал ее руку и поцеловал в щеку. – Сделай это для меня, племянница, правь мудро и хорошо.

Алиенора взглянула на его широкую руку, лежавшую поверх ее руки, и глубоко вздохнула.

– Я хочу расторгнуть свой брак с Людовиком, – сказала она. – Я очень любила отца, но он не совершил для меня благое дело, когда устроил это замужество.

Раймунд замер:

– Серьезный шаг. Людовик знает о твоем намерении?

Она покачала головой, чувствуя, как подступает тошнота. Что, если Раймунд примет сторону Людовика и откажется ей помочь?

– Пока нет. Мне хотелось оказаться в безопасном месте, прежде чем заговорить с ним на эту тему.

– Почему ты желаешь аннулировать брак? – Дядя пригвоздил ее пронзительным взглядом. – Что делает его невозможным?