Клыч Кулиев - Непокорный алжирец [книга 1]

— Довольно! — грубо оборвал доктора генерал. — Прошу только отвечать на вопросы! Цель вашей поездки в горы?

— Меня попросили помочь больному.

— Раненому? — уточнил Ришелье.

— Да.

— Его имя?

— Полковник Халед.

Генерал не верил своим ушам. Он ожидал запирательства, лжи, оправданий, ждал, что придётся с трудом вытягивать истину из этих хитросплетений. А всё оказалось значительно проще, легче. Сразу же полная откровенность: ездил помочь мятежнику Халеду. Какого лешего ещё нужно? Вполне достаточно, чтобы вздёрнуть этого лекаришку на ближайшем фонаре!

— А вы знаете, мсье доктор, кто такой полковник Халед?

— Это не имеет для меня ровно никакого значения. Я врач, господин генерал, для меня есть только одни закон — врачебная этика.

— Так. А до политики, значит, вам дела нет? — генерал взял со стола тяжёлую кожаную папку, куда были сложены изъятые у доктора записки. — А вот это что? — Он потряс папкой перед носом доктора. — Это, я спрашиваю, что? Тоже относится к области врачебной этики? Для чего вы писали это?

Доктор слегка отстранился.

— Писал для себя. Просто впечатления…

— Сытый африканский осёл! — заревел Ришелье и с размаху ударил доктора папкой по лицу. — Вот тебе впечатления!.. Я тебе покажу впечатления, глупая скотина!

Генерал швырнул папку на стол. Его трясло от ярости. Он ругался самыми грубыми солдатскими словами. Наконец, приказал застывшему у дверей капитану Жозефу:

— Убрать эту тварь!

Арест — доктора Решида взбудоражил весь город. Только об этом и говорили. Что случилось? Почему арестован? Каждый высказывал собственные предположения:

— Говорят, оружие партизанам возил!

— Говорят, генералу в лицо плюнул!

— Говорят, полковника Халеда оперировал.

— Говорят, дочку Абдылхафида хотел увезти!

К полудню возле больницы Решида собралось множество парода. На улицу вышли даже больные, пришли женщины с детьми. Люди всё прибывали, и толпа накатывала на тротуар. На голову генерала и на весь его род сыпались проклятья. А тут ещё пришла мать доктора — Джамиле, вся в чёрном, горько рыдая. Возмущение достигло предела. Послышались возбуждённые голоса:

— Чего стоять? Пошли к генералу!

— Правильно! Пусть освободит доктора или нас вместе с ним посадит!

— Идёмте! Утопающий дождя не боится!

— Мольбой пощады не вымолишь!

— Идём к генералу!

Толпа заволновалась и бурной рекой потекла по улице к военному гарнизону.

В это время Ришелье слушал доклад коменданта. Толпа собралась возле больницы? Хорошо, пусть собираются. Шумят? Пусть шумят, пусть поднимают пыль. Тот, кто готов к урагану, не боится ветра.

Пришёл полковник Франсуа, дополнил доклад коменданта некоторыми подробностями. Ришелье сказал ему с укоризной:

— Вы, полковник, хотите и на корабле плыть, и шторма боитесь. Так ничего не выйдет. Если трусите, так оставайтесь на берегу, отойдите от моря подальше. А всего лучше, езжайте в Сахару и продолжайте свои изыскания о несуществующей истории Африки. Право слово! На пыльных полках архива найдётся местечко и для ваших домыслов.

Некрасивое, иссечённое морщинами лицо полковника Франсуа густо покраснело. Ему ещё не проходилось выслушивать таких оскорблений. Он даже смешался и не сразу нашёл, что ответить. Генерал поднялся и, высокомерно глядя на Франсуа, отрезал:

— Всё, полковник. Можете заниматься своими служебными обязанностями.

Франсуа чуть не до крови прикусил губу.

Когда за ним захлопнулась дверь, генерал выругался:

— Подлец! Трус несчастный! И ещё смеет называть себя французом!

Майор Жубер сочувственно улыбнулся генералу, а тот так злобно смотрел на коменданта, словно Жубер, а не Франсуа вывел его из себя.

— Вот что, майор, с сегодняшнего дня установите за полковником наблюдение. Выявите все его связи в гарнизоне, всех знакомых в городе. Из города без моего разрешения не выпускать!

Жубер дотронулся двумя пальцами до козырька и направился к выходу, но в дверях столкнулся с капитаном Жозефом.

— Ваше превосходительство! Мусульмане заполнили площадь. Требуют освобождения доктора Решида, — проговорил запыхавшийся Жозеф.

Сообщение как будто даже обрадовало генерала. Он приказал Жуберу:

— Возьмите солдат и разгоните весь этот сброд! Не разойдутся добром — откройте огонь! Быстро!

Комендант вторично прикоснулся к козырьку и побежал выполнять приказание.

Площадь перед зданием гарнизона была запружена народом. Неслись крики, вздымались вверх сжатые кулаки…

Высокие железные ворота распахнулись. Со двора стремительно выехали три машины с пулемётами, установленными в кузове. В средней машине сидел сам комендант. Он поднялся и оглядел сверху бурлящую, как штормовое море, толпу. Куда ни глянь, чалмы и чадры, на лицах решимость и гнев, но это не остановило майора. Его зычный голос прокатился по широкой площади:

— Кто вас сюда звал?! Разойдитесь! Сейчас же разойдитесь по домам!..

Площадь будто взорвалась.

Посинев от натуги, Жубер закричал:

— Замолчать!.. Даю пять минут!.. Через пять минут буду стрелять!..

Угроза не произвела на людей никакого действия. Напротив, толпа бушевала ещё сильнее.

Откуда-то появился Бен Махмуд. Размахивая руками, во всю силу завопил:

— Люди! Народ! Не создавайте базар, не теряйте голову! Шумом важные дела не решают! Расходитесь спокойно по домам, занимайтесь своими делами. Мы сами — уважаемые люди города — пойдём к его превосходительству господину генералу!

— Предатель! — послышалось из толпы.

— Совести нет!

— Продажная шкура!

Бен Махмуд растерянно оглядывался по сторонам, продолжая свои увещевания. Но оскорбления сыпались всё гуще.

По команде Жубера, солдаты заклацали замками пулемётов, тонкие стволы поползли вниз.

Высокий худой человек в белой чалме, чёрном халате и светозащитных очках протискался сквозь толпу к Джамиле-ханум.

— Мать! Никто, кроме вас, не сможет убедить их разойтись по домам. Скажите им, если не хотите, чтобы пролилась невинная кровь! Пусть идут!

Несколько минут Джамиле-ханум стояла молча, собираясь с силами. Потом подняла голову. Голос её дрожал, но в умных, скорбных глазах слёз не было.

— Матери, отцы, дети мои, — сказала она, — давайте разойдёмся по домам!.. Не будем понапрасну искушать судьбу. От неё не ушёл никто. И мой мальчик… мой Ахмед испытает то, что предписано ему судьбой… Да поможет ему всевышний!.. — И она первая пошла по узкому коридору, образованному расступившимися перед ней людьми.

Фатьма-ханум сладко спала под шум дождя и вдруг проснулась, как от толчка, прислушалась. За окном было тихо. С опаской поглядывая на мужа, выводившего носом невообразимые рулады, она нашарила ногой возле кровати шлёпанцы, встала и, стараясь не шуметь, слегка переваливаясь, направилась к двери.