Клыч Кулиев - Непокорный алжирец [книга 1]

— Нет, — отрицательно покачал головой Мустафа. — Тут дело потруднее.

Он вытащил из-под паласа заклеенный конверт.

— Возьми. Это надо немедленно вручить доктору.

— Разве он приехал?

— Приехал.

— Вот Малике обрадуется!

— Да она, наверно, уже знает. И, к сожалению, не только она.

— А кто ещё?

Мустафа помедлил.

— Рыжий генерал тоже знает… За доктором установлена слежка. Надо обязательно его предупредить… Только молчок. Слышишь?

Рафига обиделась:

— Что я, не понимаю?..

— Будь осторожна. Если письмо попадёт в руки солдатам…

— Ну, ну… Не повторяй каждый раз! Сам ведь говорил, что страх от смерти не убережёт.

— Молодец, Рафига! Дай я тебя обниму за эти слова. Иди сюда!

Послышались шаги. Рафига выхватила из рук Мустафы конверт, отвернулась и, сложив его вдвое, спрятала на груди, плотно завернулась в чадру и ушла.

После поездки в лагерь повстанцев Решид никак не мог прийти в себя. Ужасающие разрушения, страдания людские саднили сердце. Чего стоил один этот сумасшедший! Его смех преследовал Решида всюду. Теперь около него нет ни одного человека, которому можно было бы доверить свои мысли и смятенные чувства. Не в силах сдержать их, Решид сел за дневник. Решид больше всего любил этот поздний вечерний час, когда на улице темным-темно, дома всё затихло, и можно посидеть одному при свете настольной лампы, собраться с мыслями.

Он писал строку за строкой. «Я смалодушничал, наверно, надо было остаться. Я дал клятву не пить, но не дал клятвы бороться до победы. В чём же состоит долг врача — ждать, когда тебя позовут или самому кинуться на помощь? Кажется, все мои прежние представления о долге и о своём назначении в жизни — рухнули…»

— Сынок, — тихо позвала Ахмеда Джамиле-ханум.

Решид положил ручку и оглянулся: у порога, сложив руки на животе, стояла мать.

— Сынок, Фатьма пришла.

— Кто пришёл? — не понял доктор.

— Фатьма. Мать Малике.

— Что ей надо в такое позднее время?

— Не знаю… Говорит, хочет тебя видеть.

Ахмед подошёл к матери. Он знал, что со времени его отлучки мать беспрестанно тревожится, живёт в ожидании чего-то недоброго, и, как умел, старался поддержать её, успокоить, хотя и сам находился во власти дурных предчувствии. Ахмед обнял Джамиле-ханум за сухонькие плечи:

— Фатьма-ханум редкая гостья, мама. Иди, приготовь угощение и скажи, что я сейчас…

Но Фатьма-ханум уже сама входила в комнату.

Решид, конечно, понимал, что с обычными визитами в такой час не ходят. Однако, ничем не выдав своего удивления, как всегда, любезно поздоровался:

— Добрый вечер, ханум. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

И уловил в ответе гостьи нотки не то смятения, не то неприязни:

— Рассиживаться особенно некогда.

Оставив этот, пока ещё скрытый, выпад без внимания, доктор попросил мать принести чай, сам подошёл к столу, не торопясь собрал исписанные листки, аккуратно сложил их, запер в стол и только после этого спросил:

— Какое дело вам угодно поручить мне, ханум?

Мать Малике смотрела на него с горьким укором. Она собиралась говорить с доктором резко и зло, но при виде этого человека, который чуть не стал её зятем и которого она в глубине души по-прежнему считала достойным человеком, решимость её значительно убавилась, и непримиримое требование прозвучало как мольба:

— Мне угодно… Я хочу… Оставь в покое Малике…! Забудь дорогу к нам!..

Доктор видел, до какой степени она взволнована, как трудно ей говорить. Тем большая сдержанность и деликатность требовалась от него самого:

— Не сердитесь, ханум, но такие вопросы сгоряча не решаются. Я поговорю с Малике… Но прошу вас, объясните, что произошло?

— И ты не знаешь, что произошло?!

— Поверьте слову — нет.

Фатьма-ханум окончательно растеряла все те гневные упрёки, которые приготовила дорогой. Ей, учтивой, отлично воспитанной женщине, не приходилось ещё попадать в такие ситуации… Она хотела бы выкрикнуть в лицо доктору, что он связался с бандитами, что хочет погубить не только себя, но и всю их семью тоже, а вместо этого вдруг рванула с головы чадру, соскользнула с кресла на колени и заплакала.

— Взгляни на мои седые волосы! Я старая женщина, и я на коленях умоляю тебя: оставь в покое моё дитя! Умоляю!.. — она схватила со стола свою сумку, раскрыла её и высыпала на стол драгоценности. — Вот, возьми, всё это — твоё! Всё возьми, уезжай куда-нибудь, оставь мою дочь!..

Доктор Решид растерялся. Первым движением его было поднять гостью с пола. Однако её минутная слабость уже прошла. Фатьма-ханум с досадой оттолкнула протянутую руку и поднялась, оправляя чадру.

— Не горячитесь, ханум. Давайте поговорим спокойно. Вы об этом Малике сказали? Она согласна?..

Сердито утирая остатки слёз, гостья кивнула.

— Тогда чем же вызваны ваши переживания, ханум? Если Малике не желает меня видеть, значит, нет и причины для ваших волнений. Любовь силой не завоевать, это вы знаете не хуже меня.

Доктор стал собирать драгоценности, чтобы положить их обратно в сумку.

Вдруг послышался какой-то шум, невнятные грубые голоса, и раздался крик Джамиле-ханум. Она кричала так жалобно, что у доктора подкосились ноги. Роняя на ковёр драгоценности, он бросился из комнаты, но не успел миновать приёмную, как дверь широко распахнулась, пропуская майора Жубера. Вслед за комендантом вошли три французских автоматчика.

— Добра вечер, са'аб тохтор! — нарочито ломая язык, произнёс Жубер. Его губы кривились в усмешке.

Борясь с охватившим его волнением, доктор Решид попытался выдавить из себя ответную улыбку.

— Вы случайно не заблудились, господин майор?

— Военным это не свойственно, — снова усмехнулся Жубер. — Я пришёл именно к вам.

— Чем могу служить?

— Вы не слишком гостеприимный хозяин, доктор. Не кажется ли вам, что в кабинете нам было бы удобнее разговаривать?

— Прошу, входите.

В этот момент мимо них, кутаясь в чадру, проскользнула к выходу Фатьма-ханум.

— Задержать! — коротко бросил через плечо Жубер и шагнул вслед за доктором в кабинет.

Ни на столе, ни на полу драгоценностей уже не было.

Комендант по-хозяйски расположился в кресле за столом. Доктор остался стоять.

— Присаживайтесь, — сказал Жубер, но доктор словно не слышал. Первая растерянность как будто прошла, но мысли ещё метались как в горячке, мешали сосредоточиться, найти такое необходимое в этот момент равновесие.

Двое солдат втащили в кабинет упиравшуюся Фатьму-ханум, Жубер смотрел на неё с профессиональным интересом.