Роберто Пацци - В поисках императора

Урезанный в своем мастерстве до приготовления кофе с молоком на завтрак, Харитонов проводил целые дни на кухне с несколькими оставшимися здесь кастрюлями, начищая до блеска свой немногочисленный и бесполезный теперь инвентарь и вспоминая банкеты самого пышного двора в Европе. Кастрюли, которые были теперь единственным оправданием его существования, в этот день снова призвали его к работе. Юровский приказал привезти из курятника, который держали в одном из городских монастырей, пятьдесят яиц для узников и не забыл даже о мотке красных ниток, который попросили у него для вышивания великие княжны. Харитонов решил использовать часть яиц для красивого торта и принялся за работу в строгой тайне от царевича: назавтра его именины [27] Имеется ввиду праздник св. Алексия Человека Божия, в то время как небесным покровителем наследника был святитель Алексий Московский, память которого совершается 12/25 февраля, 20 мая/ 2 июня и 5/18 октября (именины цесаревича праздновали 18 окт. ст. ст.). , а через две недели – день рождения, и, кто знает, найдутся ли снова продукты, чтобы приготовить что-нибудь вкусненькое для мальчонки? День рождения царевича, 30 июля, приближался так медленно. «Как неторопливо ползет время в этом проклятом доме, и дни такие одинаковые… К дням рождения царя и царицы, в мае и июне, не было возможности даже вина приличного достать, чтобы выпить за их здоровье, – думал повар, пока его руки двигались в веселом танце, замешивая тесто. – Хотя бы сейчас нужно изобрести что-нибудь совсем особенное, ни на что не похожее». И Харитонов мурлыкал себе под нос утром 16 июля 1918 года так, словно вернулся в роскошную кухню Александровского дворца в Царском Селе и снова готовит завтрак шаху Персии.

Аликс, выйдя из комнаты дочерей, шепнула Николаю на ухо, что у Татьяны начался бред. Доктор предположил, что она чем-то отравилась накануне. Николай ничего не сказал на это, только отметил про себя, что у Аликс явно прибавилось сил. Она уверенно держалась на ногах, не боялась ходить, и Алексей сегодня сделал несколько шагов; между матерью и сыном была такая сильная связь, что как только Алеше становилось лучше, воскресала и Аликс. Как она постарела, канули в Лету те времена, когда она выезжала с Maman, молодой вдовой Александра III, во всем блеске своей красоты, женственное сияние которой придавало монархической династии ореол совершенства. Проснувшись сегодня утром, он просто не узнал ее, принял за незнакомую и очень пожилую женщину. «И все же она выглядит лучше, – подумал Николай, – она такая же оживленная и подвижная, как прежде, когда за утро успевала раздать тысячу поручений и затем проверить, как они выполняются, от начала до конца».

– Папа, смотри, какие интересные солдаты! – позвал Алеша, который продолжал рассматривать свою книгу.

На репродукции с картины итальянского художника изображалась битва между греками и троянцами под стенами Трои. Костюмы были определенно эпохи Возрождения, и Алеша, пусть и не слишком разбираясь в этих исторических несоответствиях, восторженно рассматривал всадников, думая однако, как разительно они отличаются от конных ратников, которых он представлял себе по «Илиаде».

– Сейчас художникам больше не нужно рисовать солдат, потому что есть фотоаппараты. Помнишь фотографии полков, которые мы видели в Ставке?

– А есть фотографии Преображенского полка? И князя Ипсиланти?

Николая молнией пронзила мысль: видение, которое не оставляло его последние дни, вот оно! Князь Ипсиланти, именно он, командующий Преображенским полком! Его вытянутое лицо, горящий взгляд, во главе полка под истрепавшимся и порванным знаменем…

– Никому не разрешается фотографировать Преображенский полк, их позволили нарисовать одному художнику, и картина висит в моем кабинете в Петрограде.

– Папочка, я знаю, тебе не нравятся фотографии, но посмотри вот на эту.

Он показал отцу снимок княжеской четы из Киева, вернее, снимок памятника умерших очень молодыми князя и княгини. Они спали вечным сном в свадебных нарядах, она – в длинной накидке и меховом берете, он – в полном военном обмундировании.

Николай взял книгу и присмотрелся. Он знал эту историю: они умерли три века назад в восемнадцатилетнем возрасте, в день своей свадьбы, и город поставил на их могиле потрясающий памятник жизни. На их лицах было такое выражение, словно они продолжали о чем-то думать и во сне, сразившем их в самом расцвете молодости, оно не оставляло и тени сомнения в том, что они вот-вот проснутся. Но мысли, их мысли были другими, непохожими на мысли обычных спящих. Чтобы понять, добраться до них, Николаю очень хотелось отказаться, уйти от реального мира. Наверное, скульптору как-то удалось заглянуть туда, где двое юных аристократов открыли, наконец, глаза и воспряли ото сна. Ее губы были сжаты плотнее, будто она старалась удержать при себе то, это видела; из них двоих именно воину больше всего хотелось поделиться увиденным – его рот был полуоткрыт, словно на вдохе. Лишь веки выдавали в их отстранении непобедимую силу смерти. Юная княгиня казалась совершенно забывшей о жизни, довольной своей сладкой смертью.

– Ты боишься этой фотографии? – Алексей, глядя на отца, недобро усмехнулся. Он был все более непредсказуем и все меньше походил на ребенка. – Они такие красивые, что забываешь, что они мертвы, правда? Они больше не пугают. И все же я не хотел бы быть скульптором, который изваял их… Смотри, смотри! Еще птицы, смотри, папа! Куда же они усядутся?

Николай повернул голову, подошел к окну и увидел новую стаю, рассевшуюся на проводах.

– Интересно, откуда они? Мне бы очень хотелось научиться летать. Вот ты попробовал, что это такое, пап, там, на балконе дворца, когда объявил войну Германии. Я был болен, и меня там не было, помнишь? Это все равно, что скомандовать войску взлететь…

В голосе сына Николаю почудилась неприязнь, будто бы это он запретил сыну летать.

Алексей, чтобы не расстраивать отца, притворялся, что не знает, откуда прилетели эти птицы, стаи которых рассекали небо то клином, то тонкой линией. Он знал, кто они и откуда, знал причину их сбора, знал цену их мучительного превращения. Он знал, что до того, как обрести крылья и полететь, до того, как собраться на крыше Ипатьевского дома и узнать друг друга после недолгой разлуки, были они солдатами большого полка, исчезнувшего с лица земли во время долгого сибирского марша. Трагическая цепь опозданий, недоговорок, неподчинений сделала полк пленником бесконечности, рассыпала его по тайге. Даже самые последние птицы, только сейчас прилетевшие к дому, которые прежде были солдатами, умершими от эпидемии тифа по дороге в Тобольск, куда их вел на смерть жалостливый обман командующего, пытавшегося в последний раз спрятать от этих несчастных правду об их судьбе, даже они не захотели пропустить самого главного смотра, на котором их ждали ранее погибшие товарищи. Алексей уже знал, что скоро, совсем скоро, прежде, чем снова взойдет солнце, все обитатели дома – он, родители, сестры, четверо верных слуг, один охранник пустятся в вечный полет вместе с крылатыми спутниками.