Иван Свистунов - Сказание о Рокоссовском

Танк остановился. Казалось, бой для него окончен. Командир танка гвардии лейтенант Александр Кораблев открыл люк и вышел из машины.

Экипаж и автоматчики, следовавшие с танком, смотрели на своего командира. Что он решит, что скажет?

Кораблев не произносил громких слов о спасении танка, о необходимости драться до конца. Обычным тоном приказал:

— Командиру орудия и заряжающему остаться в танке и вести огонь из пушки по домам, откуда палят фашисты. Остальным снять с танка пулеметы и занять вокруг машины круговую оборону.

Сказано ясно, твердо. Все поняли: рубеж у танка надо защищать до конца. До последнего патрона.

Вечером первого дня гитлеровцы сделали попытку захватить танк. Подкатив орудие, открыли огонь прямой наводкой и с криками бросились на горстку советских воинов. Их встретили пулеметные и автоматные очереди. Ожило и заговорило орудие танка. Фашисты в замешательстве остановились. Наши танкисты и автоматчики рванулись вперед. Перебили орудийную прислугу, захватили вражеское орудие, развернули его и открыли огонь по оторопевшим гитлеровцам.

Тогда опять появились фаустники. Теперь они били не только по танку и пушке, но и метили в каждого бойца. Был ранен в голову и руку командир танка. С лицом, залитым кровью, он лег под машиной. К нему подполз автоматчик сержант Третьяков и наспех перевязал раны.

— В санчасть бы...

— Здесь моя санчасть.

Утром гитлеровцы опять бросились в контратаку. В машине остался один заряжающий гвардии сержант Жданов. Кораблев полез в танк и, бледный от потери крови, начал стрелять из пушки.

Пятнадцать последних снарядов он выпустил по врагу. Пушка замолчала. Теперь танк был действительна мертв.

По радио Кораблев связался с командиром и доложил обстановку.

— Сможете продержаться еще три часа? — запросили из штаба.

Кораблев посмотрел на осунувшиеся закопченные лица товарищей, на танк без снарядов, на трупы врагов вокруг и радировал:

— Продержимся!

Они продержались. Отбивали непрерывные контратаки врага, валились с ног от усталости и подымались вновь. Воспаленными глазами отыскивали гитлеровцев среди развалин, в подвалах и били их из пулеметов, автоматов, пистолетов, швыряли в них фаустпатроны, захваченные тут же на улицах возле мертвых фашистов. Они отстояли свою жизнь, отстояли свой танк.

...Прошло две недели. И вот у танка, вновь подготовленного к бою, стоит Александр Кораблев. Он еще в повязках и бинтах. Но командир, как и танк, готов к новому бою.

Грауденц

Стрелковый батальон получил приказ с ходу ворваться в город и овладеть им. В город ворвались, но овладеть им оказалось не так просто. Пришлось с боем брать каждый дом. А дома все каменные, стены вековой кладки, окна как бойницы.

Все же дело шло к концу. Казалось, что сопротивление врага сломлено, и командир батальона готовился рапортовать в штаб полка: боевая задача решена.

Неожиданно произошла осечка. Из подвала многоэтажного дома, стоявшего на развилке двух широких улиц, раздались пулеметные и автоматные очереди. Нетрудно было догадаться, что батальон натолкнулся на дот, на хорошо оборудованную огневую точку с широким, почти круговым, сектором обстрела.

Наступление застопорилось. Наши бойцы, укрывшись в ближайших домах, вели по доту автоматный и винтовочный огонь, но, увы, безрезультатно. Вражеские пулеметчики и автоматчики прятались в массивном бетонированном гнезде, и подступиться к ним было трудно.

Но приказ надо выполнить. Значит, надо выкурить гитлеровцев из их укрытия — без этого продвигаться дальше невозможно.

Командир батальона решил найти добровольца, который смог бы подавить вражеский дот.

Первым отозвался коммунист Василий Титов.

— Разрешите мне, товарищ майор?

Командир батальона знал: если Титов берется, то дело будет сделано.

С облегчением и надеждой сказал:

— Действуйте, товарищ сержант. От вас зависит выполнение боевого приказа.

Долго готовиться и размышлять не было времени. Титов взял две связки гранат, сбросил шинель и пополз по тротуару, прижимаясь к домам. Бойцы батальона молча следили за каждым движением товарища. Беззащитно и уязвимо его тело под огнем врага. Единственная «броня» сержанта — пропотевшая гимнастерка да косо напяленная пилотка.

Наблюдали за смельчаком и гитлеровцы. Дот умолк, стало тихо, словно и враги были поражены отвагой русского воина.

Тишина казалась нестерпимой. Вдруг неожиданно рванулась первая очередь вражеского пулемета и хлестнула металлом по камням и асфальту мостовой. Вокруг Титова, высекая искры, рикошетили пули. Сержант прижался к тротуару и замер. Солдаты подумали, что сержант поражен наповал и все надо начинать сначала или ждать, пока подойдет артиллерия.

Но прошло несколько секунд — и Титов цо-пластунски, как ящерица, пополз к доту. Снова застучали пулеметы, кроша камень, брызгая щебнем. А Титов все полз и полз. Больше всего он боялся, чтобы пулеметная очередь не угодила в связку гранат и не повредила руку: раненой как бросишь?

Казалось, что прошло уже много времени с того момента, как сержант отправился в путь, а до дота еще далеко. После одной автоматной очереди на Титове не оказалось пилотки, он стал тянуть левую ногу, — видно, и ей досталось.

Когда до первой вражеской амбразуры осталось несколько метров, Титов, дождавшись паузы между очередями, с молниеносной быстротой бросился вперед, швырнул в амбразуру связку гранат и, отпрянув, распластался на земле.

Одна, вторая, третья секунда. Взрыва нет. Что случилось? Неужели все напрасно? Но вот тяжелый тупой удар потряс здание. Взрывная сила, спрессованная в гранатах, стремясь вырваться наружу, рванула массивные стены дота.

Вероятно, достаточно было и одной связки. Но для перестраховки Титов опять поднялся и швырнул вторую.

Снова пауза — и снова удар. Бойцы, выскочив из укрытий, с криком «ура!» бросились к бывшему доту. «Ура!» кричали не для устрашения гитлеровцев — живых там не осталось, — а просто от радости, что дело так чисто сделано.

Сержант с бледным, потным лицом сидел, прислонившись спиной к стене дома, и пытался непослушными пальцами скрутить цигарку,

— Долго я с ними провозился? — спросил Титов подошедшего командира батальона.

— Да нет, не очень. — Майор взглянул на часы: — Всего полторы минуты.

Штеттин

Город еще полыхал пожарами, еще отстреливался, еще тяжелые снаряды, прилетавшие откуда-то издалека, крушили дома и вздыбливали асфальт мостовых, еще рвались в слепой и бессильной ярости притаившиеся до поры мины, но участь Штеттина уже была решена: он взят!

...Рота автоматчиков гвардии капитана Чечельникова прочесывала юго-восточную окраину города. Отступая, гитлеровцы взрывали склады, поджигали жилые кварталы. Рыже-багровые клубы дыма поднимались над городом, грохот рушившихся домов сливался с разрывами снарядов и авиационных бомб.