Иван Свистунов - Сказание о Рокоссовском

— Красивая картина, — не отрываясь от бинокля, проговорил Рокоссовский.

— Смотрите, смотрите, Константин Константинович! — вскричал Батов. — Немец танки пустил.

Действительно, с НП было отчетливо видно, как на узкий плацдарм, захваченный на западном берегу нашими солдатами, поползли немецкие танки.

— Не сбросят? — вопросительно посмотрел на командарма Рокоссовский.

— Не должны. Там уже есть и наши пушки, и самоходные установки.

Батов не ошибся. Вспыхнул один немецкий танк, потом второй, третий... Остальные повернули и скрылись за высоткой.

— Молодцы! — весело заметил Рокоссовский. — Передайте, Павел Иванович, мою благодарность всем героям десантникам.

Спустившись по тропинке, петлявшей в прибрежных кустах, Рокоссовский подошел к саперам, которые наводили понтонную переправу. По грудь в ледяной воде, они умело орудовали возле черных огромных понтонов, У Рокоссовского даже мурашки поползли по спине при виде ледяной купели, хотя сам он любил воду, неплохо плавал. Снова подумал: нет в мире такого солдата, как наш русский солдат!

Спустя много лет, вспоминая войну, Рокоссовский напишет:

«Бои были тяжелые, люди дрались геройски. Упорство, взаимная выручка и страстное стремление победить помогали им... Каждую секунду им грозила смерть, но люди понимали свой солдатский долг...

Долг для них был превыше всего!»

Уже начало темнеть, и адъютант все чаще поглядывал на маршала: пора бы вернуться на свой КП и пообедать. Но Рокоссовский решил остаться на НП 65-й армии.

Воздушная разведка обнаружила, что враг подбрасывает свежие силы, которые, как видно, направлялись на защиту Берлина, а теперь получили новое задание: отстоять одерский рубеж. Значит, завтра тоже будет горячий день.

Но теперь Рокоссовский был спокоен. Дело идет на лад. С каждым часом на западном берегу Одера становится все больше и больше наших солдат и боевой техники. Теперь никакая сила не сбросит их в Одер!

***

Младший сержант Василий Зверев тоже с интересом смотрел на Одер в то апрельское утро накануне форсирования. Одер был широк, куда шире Оки. Но разве можно его сравнить с родной русской красавицей? Да и вообще рязанские родные места не сравнишь со здешними.

...Когда в роте заходила речь о том, какое место нашей страны самое лучшее, то каждый, естественно, хвалил свой родной край. Василий Зверев всегда говорил с гордостью:

— А я рязанский!

Рязанщина! И в памяти Василия вставали цветущие молодые колхозные сады, новые, смолой пахнущие срубы изб. А на просторных землях, сменяя друг друга по времени года, идут трактора, сеялки, комбайны.

В шестнадцать лет он стал колхозным бригадиром. Потом, изучив трактор, начал пахать, косить, убирать хлеб. В родной деревне Большое Кушуново уважали молодого тракториста.

В дни, когда к нашей западной границе скрытно ползли фашистские танки, когда в приграничных лесах сосредоточивались орудия и пехота, когда заправлялись вражеские самолеты и подвешивались смертоносные бомбы, — в те дни молодой рязанский тракторист Василий Зверев был занят мирным делом: пахал колхозную землю, готовил новый урожай. Исправно работал его трактор с заводской маркой «СТЗ». Сидя за рулем, тракторист с любовью думал о знаменитом городе на Волге, где делают такие безотказные надежные машины для колхозных полей.

Он еще не мог тогда знать, что ему придется защищать Сталинград, лежать в снегу с бронебойкой в руках, преграждая путь вражеским танкам к полуразрушенным корпусам Сталинградского тракторного завода.

В дни Сталинградской битвы молодой солдат Зверев стал комсомольцем. На самых опасных участках бывший тракторист Василий Зверев проявлял отвагу, решительность, сноровку.

В одном бою он был ранен. Ему предложили идти на перевязочный пункт, но Василий отказался:

— Я рязанский. У нас жилы крепкие.

Во время другого боя на рубеж, который обороняло отделение бронебойщиков Василия Зверева, ринулись фашистские танки. Вражеские машины мчались на горстку бойцов, поливая их огнем пулеметов и орудий, грозя раздавить гусеницами.

Бойцы с тревогой смотрели на командира: что делать? Комсомолец Василий Зверев, подпустив вражеские танки поближе, открыл огонь. Повели огонь и другие бойцы. Начали гореть и взрываться фашистские машины. Шесть танков с белыми крестами уничтожили в жаркой схватке бронебойщики.

В этом бою Василий Зверев был снова ранен. Но рязанские его жилы и впрямь оказались крепкими. Выдюжил. Снова вернулся в строй.

Его путь от Сталинграда до Одера: Орел, Минск, Данциг... Он перешагнул Сож, Десну, Днепр, Березину, Нарев, Вислу. Форсирование рек стало его новой военной специальностью. Теперь он работал мотористом на катере.

...Вот и сейчас Василий Зверев на Одере со своим катером. Завывают мины и снаряды, визжат осколки, бурунами вскипает темная вода. Сквозь завесу огня к вражескому берегу пробивается его катер, тянет плоты с десантниками.

Один, второй, третий рейс... Без отдыха водит свой катер моторист Василий Зверев, обеспечивает переправу наших войск через последний водный рубеж, отделяющий нас от победы, — через реку Одер.

Во время одного рейса осколок вражеского снаряда вывел из строя мотор катера. Катер начал тонуть. Что делать? Прыгнуть в воду и постараться доплыть до берега, спастись?

Трудно, но можно. А плот с десантниками и оружием? Как они? Кто будет доставлять подкрепление нашим солдатам на том берегу, если катер потонет? Значит, надо спасать катер. Но как? Он на середине реки. Гитлеровцы хорошо видят беспомощный, неуправляемый катер и ведут по нему прицельный огонь. Вокруг рвутся мины и снаряды, взвизгивают пули.

И Зверев решает починить мотор.

Василий Зверев взялся за инструменты. Теперь он не обращал внимания на близкие разрывы мин, на осколки, на пули. Все это уже не имело для него значения. Знал одно: он должен отремонтировать катер или умереть.

И он отремонтировал катер. Снова заревел мотор, снова Василий потянул плоты с десантниками на западный берег Одера.

Бой продолжался.

* * *

Минометный расчет Тихона Ивановича Неклюдова одним из первых форсировал Ост-Одер и занял огневые позиции на дамбе. Проносились над головой мины и шлепались рядом на болотистой пойме. От пулеметных очередей и осколков вскипала холодная гладь реки. Предстояло под огнем врага форсировать еще один рукав Одера и выйти на его западный берег.

Командир расчета Тихон Неклюдов стоял у своего миномета. С ним он прошел сквозь огонь и дым многих сражений.

Остался последний рубеж, последняя река. За нею была долгожданная, выстраданная, добытая в жестоких боях победа.

И вот здесь, на дамбе, между двумя рукавами Одера, погиб Тихон Неклюдов. Пал, сраженный осколком, у своего миномета,