Иван Свистунов - Сказание о Рокоссовском

Когда из Спасских ворот на белом, слегка приседающем под плотным всадником коне выехал принимающий парад Маршал Советского Союза Жуков и Рокоссовский поскакал ему навстречу, Степан про себя отметил: маршалы скачут легко, уверенно, посадка благородная. Верно, и члены правительства, и гости на трибунах, и войска, выстроившиеся на площади, сейчас любуются ими.

Это тоже радовало Степана. И когда сводный полк 2-го Белорусского фронта проходил мимо Мавзолея, Степану казалось, что маршал Рокоссовский улыбается своему солдату.

Вечером после Парада Победы в Москве было большое народное гулянье. Среди многотысячной ликующей толпы, заполнившей Красную площадь и соседние улицы, был и высокий сержант с погонами артиллериста. По выправке, по ладно пригнанному новому мундиру, по новенькой медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» в нем нетрудно было узнать участника Парада Победы.

Сержант стоял под московским небом, расцвеченным тысячами ракет и прожекторов, смотрел на Кремль, на рубиновую звезду на Спасской башне, на красное полотнище, трепещущее высоко вверху, под самыми облаками.

Это был Степан Белкин, русский артиллерист.

Сбылись его мечты, надежды, желания. Враг разбит, полная победа.

А вот одна мечта, наивная и несбыточная, так и осталась. Хорошо бы вот сейчас, здесь, под грохот салюта, в блеске ракет, еще раз увидеть маршала Константина Константиновича Рокоссовского. Подойти к нему, козырнуть: «Здравия желаю, товарищ Маршал Советского Союза! Поздравляю с нашей великой Победой!»

* * *

Как-то вскоре после Дня Победы в кабинете Рокоссовского собрались на служебное совещание командующие армиями, командиры корпусов и дивизий, генералы из управлений штаба.

Годами они знали друг друга. Вместе работали, планировали операции, мотались по разбитым фронтовым дорогам, ночевали в блиндажах, плюхались в кюветы во время бомбежек и артналетов, — одним словом, воевали.

А сейчас, когда победа как бы осветила весь пройденный боевой путь, они с особой ясностью почувствовали, какой талантливый, обаятельный человек их командующий.

И решили сказать ему об этом.

В первый раз они увидели Константина Константиновича Рокоссовского смущенным и еще раз убедились, что их командующий, в сущности, очень застенчивый человек.

Прервав начавшиеся излияния чувств, Рокоссовский махнул рукой:

— Бросьте, товарищи, все это. Что бы я мог сделать без вас всех?..

Это маршал мог бы сказать и сержанту Степану Белкину, и всем своим солдатам.

Все эти дни Константин Константинович Рокоссовский, командующий Северной группой войск, хотел выкроить хотя бы два-три часа свободного времени, но никак не получалось: то одно, то другое. Вот и война окончилась, и мир наступил, а дел и забот все равно по горло.

Все же в одно светлое утро сам себе сказал: «Баста!» — и вызвал дежурного:

— Если что-нибудь срочное — к Кузьме Петровичу Трубникову. Буду через три часа. Вызовите машину и, пожалуйста, раздобудьте хороший букет живых цветов.

Странное распоряжение маршала насчет букета удивило дежурного, но его почтительно-строгое лицо было невозмутимым: цветы так цветы.

Когда через пятнадцать минут маршал Рокоссовский вышел из штаба, у подъезда уже стояла его машина и на заднем сиденье лежал огромный букет. Мелькнула мысль: быстро достал!

Маршал, как обычно, сел рядом с шофером, опустил стекло, сказал со вздохом облегчения:

— В Бунцлау!

Неширокое, но отлично укатанное шоссе стремительно неслось под колеса. Шумели на обочинах яркой листвой яблони. Теплый тугой ветер трепетал у виска.

Рокоссовский даже не заметил, как машина влетела в Бунцлау. Расступались маленькие домики провинциального городка.

Камень и асфальт старых площадей, изогнутые, как и сто тридцать с лишним лет назад, узкие улицы, потемневшая от времени черепица островерхих крыш.

Вспомнил. Давным-давно в одной исторической книге прочитал слова, которые были высечены когда-то здесь, в этом городе, на памятнике Кутузову.

Слова проникновенные и гордые:

До сих мест довел князь Кутузов Смоленский победоносные российские войска, но здесь положила смерть предел славным дням его. Он открыл путь к избавлению народов. Да будет благословенна память героя.

«Положила смерть предел славным дням его», — про себя повторил Рокоссовский.

Коротко приказал шоферу:

— На шоссе к Тиллендорфу!

Бывалый водитель, как видно, и сам уже догадался, куда направляется командующий с таким роскошным букетом цветов. Попетляв по почти безлюдным улицам, выехал на шоссе и километра через три подъехал к маленькому деревенскому кладбищу. Проворно выскочил, отворил дверцу автомобиля, подал маршалу букет.

...Уже осевшие могильные холмики, тяжелая немота мраморных и гранитных надгробий, ржавые, на века поставленные ограды. Тишина. Только зелень деревьев — веселая, торжествующая, утверждающая свое превосходство над смертью.

Еще издали Рокоссовский увидел невысокий мраморный столб с лавровым венком на вершине. Возле него в почетном карауле стоял воин. Молодой. Подтянутый.

Воин напряженно и настороженно смотрел на подходящего. Узнал сразу: Маршал Советского Союза Рокоссовский!

Взволнованно отрапортовал:

— Гвардии старший сержант Смирнов. Нахожусь в почетном карауле у...

— Здравствуйте, товарищ Смирнов!

На груди у воина медали, гвардейский знак, нашивки о ранениях. Воевал, и, видно, хорошо воевал. Рокоссовскому было приятно, что на посту здесь стоит такой воин. Подошел к мраморной плите.

Золотом горела высеченная на ней надпись:

Рокоссовский положил на плиту букет и отошел в сторону, чтобы не смущать старшего сержанта, который продолжал стоять по стойке «смирно».

Снял фуражку, вытер платком влажный лоб. Было так тихо, что слышался в кустах низкий бас шмеля. Лимонная бабочка, помахивая бархатными крыльями, пролетела над плитой и опустилась на букет.

Рокоссовский хотел было закурить и уже достал коробку папирос, но спохватился: удобно ли курить в таком месте? На кладбищах ему редко приходилось бывать, и он не знал всех правил. Решил перетерпеть.