Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Потом он сразу засыпал.

В одну из таких ночей Аледис поднялась и на цыпочках, чтобы не разбудить старика, который, к слову, даже не шелохнулся, спустилась в мастерскую.

Рабочие столы, вырисовываясь в полутьме, влекли ее к себе, и она, приблизившись к ним, стала водить пальцами по чистым доскам.

«Вы меня не хотите? Я вам не нравлюсь?»

Проходя между столами, лаская свои груди и бедра, Аледис мечтала о молодом подмастерье. Неожиданно ее внимание привлек слабый свет, проникающий в мастерскую. Маленький сук выпал из доски, отделяющей мастерскую от комнаты подмастерьев, и Аледис приникла к образовавшемуся отверстию. То, что она увидела, заставило ее задрожать.

Юноши были обнажены!

На мгновение Аледис испугалась, опасаясь, что громкое дыхание выдаст ее.

Один из юношей поглаживал себя, лежа на тюфяке…

«О ком ты думаешь? — спросила мысленно Аледис парня, который лежал ближе всех к стене, у которой она затаилась. — О жене мастера?»

Тот не ответил, но продолжал поглаживать свой член: вверх-вниз, вверх-вниз…

На верхней губе Аледис выступила испарина. Не понимая, что делает, девушка просунула руку в промежность и, глядя на юношу, который думал о ней, стала ласкать свою плоть. Так Аледис научилась доставлять себе удовольствие. В тот раз она достигла пика наслаждения раньше, чем молодой подмастерье, и в изнеможении опустилась на пол, прислонившись к стене.

На следующее утро, излучая желание, Аледис прошлась перед столом, за которым работал юноша, и невольно задержалась возле него. На мгновение подмастерье поднял глаза. Она знала, что парень ласкал себя, думая о ней, и улыбнулась.

Вечером Аледис позвали в мастерскую.

Старый муж стоял рядом с юношей.

— Дорогая, — сказал он ей, когда она подошла к нему, — ты же знаешь, что мне не нравится, когда кто-нибудь отвлекает моих работников. — Он толкнул юношу, развернув его спиной к жене.

Аледис ахнула: на спине подмастерья алели десять тонких кровавых полос. Она ничего не сказала, но той ночью не решилась пойти в мастерскую, как, впрочем, и в следующую тоже.

Но после спектакля трубадура она снова стала спускаться туда, чтобы ласкать свое тело… руками Арнау.

Он был одинок — ей сказали об этом его глаза.

Он должен был принадлежать ей!

Барселона все еще праздновала.

Арнау вошел в скромный домик, похожий на дома других бастайшей, хотя и принадлежал Бартоломе, одному из старшин общины. Большинство жилищ портовых грузчиков располагались на узких улочках, ведущих от церкви Святой Марии, улицы Борн или от площади Льюль к берегу моря.

Первый этаж, где находился очаг, был сделан из необожженного кирпича, а второй, построенный позже, из дерева.

Арнау едва сдерживался, глотая слюнки в ожидании обеда, приготовленного женой Бартоломе: белый хлеб из пшеничной муки высшего качества и телятина с овощами, поджаренными на свином сале. Все это, приправленное перцем, корицей и шафраном, стояло на большом блюде перед участниками трапезы. Кроме мяса, хозяйка подала вино, смешанное с медом, а также разные сорта сыра и сладкие пирожки.

— Что мы празднуем? — спросил Арнау, садясь за стол напротив Жоана. Слева от брата сидел Бартоломе, а справа — отец Альберт.

— Сейчас узнаешь, — ответил кюре.

Арнау зацепил взглядом Жоана, но тот молчал.

— Потерпи немного, — спокойно произнес Бартоломе. — А сейчас угощайся.

Арнау пожал плечами и поблагодарил старшую дочь Бартоломе, пододвинувшую ему миску с мясом и краюху хлеба.

— Это моя дочь Мария, — сказал ему старшина.

Арнау кивнул, не отвлекаясь от миски.

Когда всем четверым мужчинам подали еду и священник благословил трапезу, они взялись за ужин.

Жена Бартоломе, его дочь и еще четверо малышей ели тут же, но сидели на полу и довольствовались обычной ольей.

Арнау с аппетитом уминал мясо с овощами. Какой приятный вкус! Перец, корица и шафран — с такими дорогими приправами ели только знать и богатые купцы.

«Когда мы разгружаем какую-нибудь из этих специй, — объяснили ему однажды на берегу, — мы молимся. Если товар, не дай бог, упадет в воду и испортится, у нас не хватит денег, чтобы расплатиться; тюрьма нам тогда обеспечена».

Арнау отломил кусок хлеба и поднес его ко рту, потом взял стакан вина с медом…

Но… почему все на него так смотрят?

И действительно, его сотрапезники наблюдали за ним — он это ясно видел, — стараясь не подавать виду. Жоан, казалось, не отрывал глаз от еды, но когда Арнау после нескольких ложек поднял глаза, от него не ускользнуло, что его брат и отец Альберт делали друг другу знаки.

— Ладно, что происходит? — Арнау положил ложку на стол.

Бартоломе нарочито скривился. «Ну что с ним будешь делать?» — будто бы говорил он остальным.

— Твой брат решил надеть сутану и войти в орден францисканцев, — сказал наконец отец Альберт.

— Ну что ж, пусть будет так. — Арнау взял стакан с вином и, повернувшись к Жоану, широко улыбнулся. — Поздравляю!

Но Жоан не стал пить. Не притронулись к своим стаканам и Бартоломе с отцом Альбертом.

Арнау замер, не скрывая недоумения. Что происходит? За исключением малышей, которые продолжали есть, не обращая ни на кого внимания, все остальные снова уставились на него.

Юноша поставил стакан на стол.

— Ну и?.. — спросил он, глядя прямо на брата.

— Я не могу этого сделать, — произнес Жоан.

Увидев непонимающее выражение на лице Арнау, он добавил:

— Я не хочу оставлять тебя одного. Я надену сутану лишь в том случае, когда увижу тебя вместе с… хорошей женщиной, будущей матерью твоих детей.

Жоан произнес эти слова, бросив быстрый взгляд на дочь Бартоломе, которая тут же потупилась.

Арнау вздохнул.

— Тебе пора жениться и создать семью, — помедлив, вмешался отец Альберт.

— Ты не можешь оставаться один, — поддакнул кюре Жоан.

— Для меня было бы большой честью, если бы ты взял в жены мою дочь Марию, — с твердостью в голосе сказал Бартоломе и повернулся к девушке, стыдливо спрятавшейся за матерью. — Ты хороший работник, надежный и набожный человек. Я предлагаю тебе хорошую жену, за которой даю приличное приданое, чтобы вы смогли поселиться в собственном доме. Кроме того, ты знаешь, что община платит больше денег тем ее членам, которые женаты.

Арнау не смел поднять глаза на Бартоломе.

— Мы долго думали и полагаем, что Мария тебе подходит, — добавил священник.

Арнау посмотрел на священника.

— Каждый добрый христианин должен жениться и дать миру потомство, — заметил Жоан.

Арнау перевел взгляд на брата, но не успел ответить, так как голос слева снова привлек его внимание.

— Не раздумывай, сынок, — посоветовал ему Бартоломе.

— Я не надену сутану, если ты не женишься, — твердо заявил Жоан.