Ильдефонсо Фальконес - Собор у моря [Литрес]

Женщина взглянула в ту сторону, где, как ей сказали, был Фигерас… и Арнау.

Она решила быть предельно осторожной и пошла, прислушиваясь к шелесту травы под ногами и любому шороху, который нарушал одиночество ее пути.

В окрестностях Монкады она увидела замок, который возвышался на холме, защищая вход на равнину Барселоны.

Солнце уже переместилось ближе к югу; на дороге снова появились крестьяне и торговцы, идущие в сторону города. Аледис присоединилась к ним, делая вид, будто она — такая же, как и эти люди. Но когда крестьяне достигли крепостных ворот, девушка вспомнила советы старух и обогнула замок по полю, снова выйдя на дорогу.

Аледис была довольна тем, что страхи, охватившие ее, когда она осталась одна на дороге, постепенно развеялись. По пути на север от Монкады она то и дело встречала крестьян и торговцев, которые шли пешком, как и она, или ехали на повозках. Все приветливо здоровались с ней, и Аледис радовалась этому благодушию. Как и раньше, она присоединилась к группе путников, на этот раз торговцев, направляющихся в Рипольет. Они помогли ей перейти через приток реки Бесос, а затем свернули на Рипольет.

Девушка снова осталась одна, самостоятельно обошла и оставила позади Валь-Романас.

Через какое-то время она оказалась у самой реки Бесос, которая в это время года была еще достаточно полноводной, и перейти ее вброд вряд ли бы удалось.

Аледис с тоской посмотрела на реку и лодочника, который лениво ждал на берегу с дурацким выражением на лице. Мужчина снисходительно улыбнулся ей, обнажив ужасные гнилые зубы. Аледис никогда бы не воспользовалась услугами этого чернозубого лодочника, если бы у нее была хоть какая-нибудь другая возможность продолжить свой путь.

Молодая женщина стыдливо опустила глаза и попыталась прикрыть грудь, потянув вверх шнуровку, но ей надо было держать котомку, и у нее ничего не получилось.

Аледис замедлила шаг. Ей часто говорили, что у нее красивая походка, и она всегда радовалась, когда видела, что за ней наблюдают. Но сейчас ей захотелось на время стать некрасивой…

Этот мужлан, который ей игриво улыбался, был так ужасен! От него исходило такое зловоние!

А вдруг он отберет у нее котомку?

Нет. Она будет внимательна. Ей нечего бояться его.

Рубаха лодочника была покрыта пятнами засохшей грязи. А его ноги? Боже! Пальцев почти не видно из-за струпьев…

Спокойно! Спокойно!

«Господи! Какой отвратительный тип!» — думала она.

— Я хочу перебраться через реку, — после довольно продолжительной паузы сказала Аледис, обращаясь к нему.

Лодочник поднял глаза от груди девушки к ее красивому лицу.

— Ага, — коротко ответил он и снова уставился на ее грудь.

— Ты меня слышишь?

— Ага, — повторил лодочник, продолжая нагло пялиться на нее.

Вокруг стояла тишина, которую нарушал только шум реки Бесос. Аледис чувствовала, как взгляд лодочника скользит по ее телу. От страха и волнения у нее участилось дыхание, а лодочник продолжал пожирать ее налитыми кровью глазами…

Аледис была одна, она затерялась в глубине Каталонии, на берегу реки, о которой прежде даже не слышала.

И у этой реки ее поджидал мужчина, похотливый и мерзкий, готовый в любую минуту наброситься на нее.

Аледис беспомощно осмотрелась: вокруг ни души.

В нескольких метрах от берега она заметила лачугу, кое-как сложенную из сухих стволов. Жилище было таким же неухоженным и грязным, как и его хозяин. Перед входом в лачугу, среди мусора и хлама, горел огонь, а на железной треноге висел котелок. Аледис даже вздрогнула, представив себе, что может варить для себя этот грязный тип. Один только запах, исходивший оттуда, показался ей отталкивающим!

— Мне необходимо догнать войско короля, — запинаясь, произнесла девушка.

— Ага, — снова ответил ей лодочник.

— Мой муж — офицер короля! — солгала она, повышая голос. — Я должна сказать ему, что беременна, прежде чем он пойдет в бой.

— Ага, — в который раз повторил он, скаля свои гнилые зубы.

Аледис увидела, что в уголках рта у него появилась слюна. Лодочник вытер ее рукавом рубахи.

— Ты больше ничего не умеешь говорить?

— Умею, — хрипло пробормотал мужчина и прищурился. — Офицеры короля обычно быстро погибают в бою.

Не успела Аледис опомниться, как он бросился к ней и с силой ударил ее по лицу.

Пошатнувшись, женщина упала навзничь к ногам этого ужасного человека. Мужчина накинулся на нее, схватил за волосы и потащил в свою лачугу. Аледис вонзила ногти в руку насильника так, что они дошли до мяса, но он продолжал тащить ее. Она попыталась подняться, несколько раз споткнулась и снова упала…

Когда ей все-таки удалось встать на ноги, она кинулась на него, как кошка. Царапаясь и брыкаясь, женщина хотела помешать ему продвигаться дальше. Но лодочник ловко уворачивался и в конце концов ударил ее со всей силы в живот.

Уже внутри лачуги, задыхаясь от боли, Аледис почувствовала, что лежит на земле, в грязи, а на ней похотливо рычит чернозубый урод…

Пока ждали, когда соберется все ополчение графства и подвезут необходимое продовольствие, король Педро приказал расположить свою штаб-квартиру в одном из постоялых дворов Фигераса — города, представленного в кортесах и находящегося рядом с границей Руссильона. Инфант дон Педро и его рыцари обосновались в Переладе, а инфант дон Хайме и прочая знать — сеньор Эйшерика-и-Бласко де Алаго, Жоан Шименес де Урреа, Фелипе де Кастро и Хуан Фернандес де Луна — остановились вместе со своими подразделениями в окрестностях Фигераса.

Арнау Эстаньол служил в королевских войсках.

В свои двадцать два года он еще никогда не переживал ничего такого, как в эти дни. Нравы и порядок королевского лагеря, в котором было более двух тысяч человек, воодушевленных победой на Мальорке, жаждущих войны, сражений и трофеев и не имеющих другого занятия, кроме как ждать приказа короля выступить на Руссильон, были полной противоположностью тому порядку, который царил в Барселоне.

Исключая те часы, когда войска получали распоряжения или упражнялись в стрельбе, жизнь в лагере проходила в постоянных развлечениях, пари или вечеринках, на которых новички слушали ужасающие истории о войне из уст гордых ветеранов.

Мелкие кражи и потасовки никого здесь не удивляли.

Вместе еще с тремя новичками из Барселоны, такими же неопытными в военном искусстве, как и он сам, Арнау привыкал к лагерной жизни. Ему нравились лошади и доспехи, за которыми ухаживали слуги, стараясь, чтобы животные были начищены до блеска. Они выставляли их на солнце перед шатрами, как на соревновании, в котором побеждало оружие и снаряжение, блестевшее ярче других.

Но если доспехи и оружие его восхищали, то грязь, зловоние и полчища насекомых, которых привлекал запах нечистот тысяч людей и животных, удручали, заставляя страдать. Возле речушки, подальше от лагеря, королевские офицеры приказали выкопать длинные и глубокие траншеи в качестве отхожих мест, куда должны были сбрасываться и отходы. Однако речушка пересохла, и отбросы накапливались и разлагались, порождая непереносимое зловоние, от которого никуда нельзя было деться.