Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

– Катон! – В голосе Макрона звучало беспокойство. – Что происходит?

А происходило вот что: на глазах у Катона кабан вспорол бивнями лошадиное брюхо, а когда отдернул окровавленное рыло, то вытащил с ним из раны зацепившуюся за клык кишку. Потом налитые кровью кабаньи глазки уловили движение: зверь мигом повернулся и бросился к человеку.

– Дерьмо! – выдохнул Катон, перелезая через лошадиный круп.

Рассерженный вепрь подскочил к тому месту, где только что был его враг, но не смутился, а с храпом подпрыгнул и вновь устремился к Катону. Тот, в страхе оглядываясь и сжимая копье, уже бежал через чащу туда, где в подлеске виднелись просветы. Разъяренный кабан несся за ним, как таран: в любой миг он мог настичь беглеца и располосовать ему спину.

Внезапно путь юноше преградил толстый ствол давно упавшего дуба, покрытый теперь зеленым, поблескивающим под дождем мхом. Без лишних раздумий Катон с маху перепрыгнул через него, но не удержался и грохнулся наземь. Теперь бежать было поздно. Перекатившись на четвереньки и быстро вскочив, он упер древко копья в какую-то кочку и выставил наконечник перед собой – над древесным стволом.

Вепрь шумно проломился к преграде, изготовился к броску и взметнулся ввысь – страшный, огромный, с окровавленным рылом и торчащими из открытой пасти клыками. Он стремился сбить врага с ног и потому всем своим весом сам напоролся на широкий зазубренный наконечник косо поставленного охотничьего копья. Острие пробило кабану грудь, проникнув вглубь, к жизненно важным органам зверя. Сила толчка вырвала древко из рук охотника за долю мгновения до того, как оно с треском переломилось.

Кабан, хрюкнув, свалился и отчаянно завизжал, пытаясь вскочить. Копье хрустнуло около наконечника, и из раны в щетинистой шее торчал лишь короткий обломок. Зверь бился, стараясь избавиться от него, разбрызгивая кровь по папоротникам и мху. Катон подхватил с земли древко и с силой вогнал его кабану в бок, налегая всем телом. Зверь завизжал еще громче и забил копытцами, попадая юноше по ногам. Тот, игнорируя боль, наваливался на свое оружие, вращая его из стороны в сторону и проталкивая все глубже. Животное теряло кровь, а с нею и силы, тогда как охотник, напротив, давил все сильнее, цедя сквозь стиснутые зубы:

– Подыхай, скотина! Подыхай!

Мощные ноги больше не дергались и не бились, они обмякли и замерли. Последовало еще несколько хриплых, свистящих вздохов, и кабан с последним содроганием испустил дух.

Катон медленно разжал побелевшие от напряжения пальцы и привстал на колени, дрожа от облегчения и возбуждения. Он сделал это – убил кабана, а сам жив и даже не ранен! Просто не верится. Юноша посмотрел на добычу, и ему показалось, что мертвый зверь выглядит меньше, чем во время схватки. Не намного, правда, но все-таки. Вот ведь обида! Потом, приглядевшись, Катон заметил торчавшие из полураскрытой окровавленной пасти клыки и вываленный между ними язык и вздрогнул.

– Катон!

Голос Макрона звучал в отдалении, со стороны смертельно раненной лошади, и в нем безошибочно угадывалась тревога.

– Я здесь!

– Держись, парень! Я иду к тебе.

Катон поднялся на ноги и услышал еще один возглас – уже оттуда, где находился царь. Он затаил дыхание и навострил уши. Крик повторился:

– На помощь! Убивают! На помощь!

Теперь Катон узнал голос Верики и сам, обернувшись, закричал во весь голос:

– Макрон! Сюда! Скорее!

Ноги путались в густом папоротнике, ветви хлестали по лицу, когда он, не разбирая дороги, несся на царский голос. Позади Макрон выкликал его имя.

– Сюда! – крикнул Катон через плечо, за что-то запнулся, но при падении успел инстинктивно выставить вперед руки, извернулся и тут же снова вскочил.

Как оказалось, запнулся он о Тинкоммия. Тот валялся во мху, схватившись за голову. Между пальцев сочилась кровь, глаза были затуманены. Его копье лежало у него на груди.

– Тинкоммий, где царь?

– Что? – Бритт потряс головой, явно плохо соображая.

– Царь?

Глаза Тинкоммия прояснились: он перекатился на бок и указал на узкую тропку:

– Туда! Быстрее! Артакс напал на него!

– Артакс?

– Скорей! Помоги! Спеши! Я сейчас встану… Артакс!

Не дослушав, Катон устремился по тропе, помеченной темно-красными пятнами на палой листве и папоротниках. Внезапно тропа вывернула на маленькую поляну, где локтях в семи от нее, под стволом старого дуба неподвижно лежал старый Верика с кровоточащей раной на голове. Над ним с увесистой корягой в руке возвышался Артакс. Когда центурион выбежал из подлеска, бритт поднял глаза и злобно оскалился:

– Катон! Прекрасно. Иди-ка сюда!

– Брось палицу! – крикнул Катон. – Брось сейчас же!

– Хватит с меня твоих приказов, – прорычал Артакс и уже было шагнул навстречу римлянину, но остановился и настороженно огляделся. – А где Тинкоммий?

Катон, воспользовавшись заминкой, бросился на него, и оба они, едва не грохнувшись на неподвижное тело царя, покатились по мокрой земле. Катон вскочил на ноги первым, успев лягнуть бритта подкованным каблуком сапога, угодив ему прямо в лицо. За хрустом переносицы раздался громкий крик боли, что, впрочем, не помешало Артаксу тоже вскочить на ноги и замахнуться дубинкой. Катон нырком ушел от удара и присел, готовясь к атаке.

Где же, и впрямь, этот хренов Тинкоммий? И не менее хренов Макрон?

– Ты заплатишь за это, римлянин! – прорычал сквозь зубы Артакс. – Предупреждаю, лучше не суйся!

Катон прыгнул вперед, но на сей раз Артакс был готов к нападению. Он отступил в сторону и огрел дубинкой противника по лопаткам. Центурион, из которого удар вышиб дыхание, рухнул наземь. Он видел, как кельт удовлетворенно кивнул, и ждал, что сейчас тот добьет его, сокрушив череп. Этого не произошло: Артакс повернулся к царю. Но не успел ничего предпринять: послышался тупой звук – и знатный атребат вскрикнул, пронзенный охотничьим копьем своего царственного кузена. Отброшенный силой удара в сторону, он упал, темное древко косо поднялось к небу. Тинкоммий, шатаясь, подошел к телу, схватился за копье, уперся ногой в ребра около раны и с поворотом вырвал зазубренный наконечник из груди Артакса. Потоком хлынула кровь, тело Артакса напряглось и дернулось, будто он силился встать. Тинкоммий каблуком припечатал кузена к земле, и тот на последнем издыхании протянул руку и вцепился в тунику Верики:

– Царь… царь…

Катон все еще лежал на земле. Воздух пока не шел в его легкие, а руки и плечи после удара совсем онемели, отказываясь повиноваться, и ему оставалось только смотреть, как Тинкоммий опускается на колени возле царя, выискивая в нем признаки жизни.

Затрещали ветви, и на поляну из лесной чащи вывалился Макрон, потрясая копьем, которое он готов был метнуть в любого, кто встанет у него на дороге. Растерянно оглядевшись, ветеран осадил коня, соскочил с седла, подбежал к Катону и перевернул его на спину: