Татьяна Кононова - На заре земли Русской [СИ]

— А я приехал только с одним: привез тебе карту, на ней показан весь наш удел и два соседних, да дорожка, чтоб вам проехать было сподручнее. С какой стороны заходить, где ворота, где отряды в караулах стоят…

— Сподручнее, говоришь? — в глуховатом голосе Изяслава проскользнуло едва уловимое недоверие. — Так ты своему князю изменил, чтобы ко мне прийти?

— Точно, княже, — Андрей опустил взор, изучая выкрашенные в алый носки своих кожаных башмаков. Изяслав вдруг сменил милость на гнев.

— Так-то ты верен? Предал его, так же легко предашь и меня. Карту составил… Из града родного сбежал ко мне…

— Так ведь я… — боярин растерянно огляделся по сторонам, но в горнице они были одни. — Я же к тебе ехал, на что мне теперь тебя предавать? Столько риска, и что, по-твоему, напрасно все? Мы из удела еле-еле выбрались. Дорогу до Киева безопасную чудом нашли, да и то… В лесу разбойники, на нас напали, ну, мы и…

— И хочешь, чтобы твоя родина была под моей рукой? — продолжал князь, словно не слышал его слов. — Хочешь кровь чужую за это пролить? Ты ведь не за меня тревожишься, а за себя. Не мило тебе княжение Всеслава, так ты другого хочешь?

— Я-то хочу, а людям мило что? — пустился в рассуждения Андрей. — Им мило, когда кровь не льется, когда все тихо, мирно, никто не воюет, брат на брата не идет. Когда не будет княжеского стола у Всеслава, тогда и станет мир на русской земле. Это ведь он всему виной, когда б не он, вы бы с братьями и княжили мирно, вчетвером, а потом великим князем стал бы ты или брат твой старший Владимир. А разбойники, так ведь они тоже люди. Тоже того хотят. А нас не знали. Вот и…

— Это верно, — Изяслав задумчиво взъерошил волосы, наполнил пивом изогнутый рог, отхлебнул, тут же запил водой прямо из кувшина. — А что, знает твой князь, что ты уехал?

— Где ему! — поморщился Андрей. — Меньше знает, крепче спит. Когда б он знал, мы бы и вовсе не добрались дальше порога. Если бы кто и добрался, так то я один, но где уж мне одному справиться, там ведь и дорога долгая, и мало ли что по пути, еще и разбойники…

Услышав это в третий раз подряд, Изяслав не выдержал.

— Да уймись ты со своими разбойниками, что ты, разбойников не видел? Вон за стеной бояре-казнокрады сидят, сходи посмотри!

Впрочем, остыл он столь же быстро, как и вспыхнул. Не человек, лучина: как ветер подует, так он и горит, загорается за единое мгновение и гаснет.

— Ладно, Бог с ним, — сказал он наконец. — Говоришь ладно да складно, а веры тебе нет. Одно правда: Всеслава мы не любим, любить его не за что. Останешься у меня в дружине, будешь служить, как никому другому — будет тебе почет и моя княжеская милость. А коли я прав был, так тебе же хуже.

С этими словами он поднялся, забрал привезенные из Полоцка берестяные грамоты, свернутые в свиток, одним махом опустошил рог с хмельным и, сняв с себя широкий наперсный крест, протянул его боярину:

— Целуй!

Андрей поклонился в пояс, коснулся губами креста, как величайшей святыни, попятился к выходу. Изяслав кликнул мальчишку-стольника, чтобы тот убрал остатки пиршества, и вышел через заднюю дверь в свои покои.

На том они и разошлись, а подумать обоим было о чем. Андрей сделал то, что замыслил, оставалось только дождаться, пока решение будет исполнено, но дело это долгое, власть сменить одним днем никому еще не удавалось: и Изяслав не Господь Бог, чтобы одной десницей вершить судьбы людей, и Всеслав не малой ребенок, чтобы не догадываться о готовящемся заговоре и не проверять на честность своих бояр. Впрочем, одного он мог уже не досчитаться на следующем сборе старшей дружины. Что скажет сам князь, что другие бояре думать станут? А не все ли равно?

С такими мыслями боярин Андрей заснул, погасив в своей горнице свечи и отослав слуг. К Изяславу же сон не шел какую ночь. Вот только, кажется, он сам задумал выйти в поход на Полоцкую землю и окончательно дать понять несговорчивым кривичам, что Новгород, Псков, Юрьев и граничные с Литвой земли — это удел Ярославовых детей, а не Рогволодовичей, которым, по завещанию князя Владимира, только Полоцк и оставлен. А теперь еще и полочанин со смутными намерениями хочет к киянам присоединиться, да не простой — боярин, бывший ближним княжьим человеком… Изяслав не знал, что и думать. И хотелось верить, и не верилось. Давно пора было найти замену Всеславу, да вот только на кого бы его заменить? Сын самого Изяслава, Святополк, первый и единственный наследник, всего нескольких дней от роду. У меньших братьев все свои уделы. Разве что править в Полоцке самому, но вот будут ли согласны люди с его властью? Не повторится ли череда восстаний, как бывало в Новгороде, если князь был неугоден?

В боярском доме было тихо. Недоспавшие ночь дружинники, разбуженные ни свет ни заря, дремали в столовой горнице по лавкам. Любава с дочерью Милославой ушла в девичью, к пряхам и вышивальщицам, и Дмитрий так и не успел ни словечком перемолвиться с юной боярышней.

Радомир вышел из горницы мрачнее тучи. На князя и его спутников не глядел, все так же молча пошел на задний двор, в конюшню, вывел за ворота своего гнедого и помчался на княжеское подворье, в дружинную избу, не дожидаясь остальных. Сам Всеслав тоже был непривычно угрюм и суров после разговора, сути которого никто не знал. Приказал седлать коней и скорее ехать: времени мало, каждый день дорог, малейшее промедление грозит бедой.

Дмитрий не понял, что случилось, хотя и догадывался, что здесь нечисто: князь корил себя за ошибку и напрасные наветы на друга. Все знали, что крепче дружбы, чем у Всеслава и Радомира, сыскать трудно. Конечно, эта ошибка пока беды не наделала, но, сложись обстоятельства иначе, задержись Радомир с возвращением из Менска на день-другой, все могло пойти под откос. Когда уже выехали с боярского двора и почти добрались до ворот, Дмитрий улучил момент, подвел свою серую лошадку к княжескому вороному коню. И сразу же заметил, что Всеслав непривычно взволнован: резко дергает поводья, когда конь замедляет шаг, глядит вниз, на взрыхленный снег, хмурится сурово.

— Княже, — осторожно окликнул его парень. — Случилось что? Ты сам не свой…

— В Киев ехать надо, — Всеслав обернулся, смахнув длинные каштановые пряди, сказал — как отрезал. — Опоздали мы все-таки. Нас предали.

— Так правду люди говорят? — Митька чуть не свалился с коня, привстав в седле от изумления. — Кто?!

— Тот, от кого меньше всех ждал… Андрей. Догоним, коли поспешим, — и, помолчав немного, уже мягче добавил: — Ты поезжай домой, Митя. Уже утро на дворе, у мастера тебя хватятся, искать станут. Ты нам очень помог, а дальше мы уж как-нибудь сами.

Всеслав тепло улыбнулся, словно стараясь скрыть печальные и суровые мысли. Дмитрий молча кивнул и, когда всадники доехали до развилки, одна дорога которой уводила в город, а вторая — в посад, осадил коня и повернул на вторую дорогу. Он был рад, что его помощь оказалась не напрасной, но огорчало немного то, что он снова остался не у дел. В дружину его бы не взяли: здоровьем слаб, а вечно оставаться в стороне ему не хотелось…