Татьяна Кононова - На заре земли Русской [СИ]

Одно только было по душе старшему княжичу: с другими наместниками и с великим князем Изяславом отец жил в мире и войн не развязывал. Семнадцать солнцеворотов назад, когда Романа еще на свете не было, под Новгородом князья заключили мир и до поры до времени его не нарушили. Процветал Киев под сильной рукой князя Изяслава; восемь солнцеворотов спустя в Полоцк приезжали младшие братья, Святослав, князь черниговский, и Всеволод, князь переяславский. Сам Роман тогда еще был ребенком восьми лет от роду, как Глеб теперь, и их приезд помнил плохо, но знал, что с отцом у них ссоры нет.

— Роман Всеславич!

Один из старших дружинников, Радомир Евсеич, раздвинул березовые ветки, заглянул на маленькую тенистую поляну. Княжич поспешно поднялся, стряхнул с одежды сухие травинки.

— Отец велел позвать. Уезжаем, ступай собираться.

— Куда?

— Долго объяснять, по дороге расскажем. Да оденься, княжич, потеплей, к реке едем, мало ли.

Вместо ответа Роман беспечно махнул рукой и убежал. Радомир задумчиво хмыкнул и неспешно пошел вслед за ним.

Старшая дружина уже собралась на заднем дворе: четырнадцать человек конных, в алых и зеленых кафтанах, что носили не каждый день, и при оружии. Переодевшись в белую рубаху с алой вышивкой и небрежно бросив через плечо плащ, застегнутый золотой фибулой, Роман спустился, принял у конюха поводья своего коня. Отец на красном крыльце прощался с матерью и младшими сыновьями; Давыд и Борис, дергая его за рукава рубахи, просились поехать со всеми, но на сей раз Всеслав был непривычно строг, коротким и суровым «нет» приструнил расшумевшихся мальчишек. Последним прибежал Глеб: этот даже просить не стал, увидев грустные взгляды старших братьев. Но, видно, не желая вконец огорчать младших сыновей, Всеслав по очереди присел перед каждым, объясняя, почему не возьмет их с собой в этот раз, по-отцовски ласково потрепал их по волосам твердой и сильной рукой. Мать подошла поближе к ним; улыбнувшись с легкой грустью, перекрестила вслед старших мальчиков, о чем-то заговорила с отцом тихо и тревожно. Он напоследок обнял ее, она прильнула к нему, прижалась щекой к его плечу.

Роман, вскарабкавшись в седло и оглянувшись назад, с некоторой завистью смотрел на них и младших братишек. Он знал, что князь любит всех сыновей одинаково, и его самого, хотя в то же время видел, что к младшим сыновьям относится по-иному, будто бережет их от чего-то, чего старшие уже не должны бояться.

— Куда едем? — спросил старший княжич шепотом, подведя коня к Ростиславу.

— Подо Ршой на реке Немиге великий князь Изяслав ждет с братьями. Чего хотят — не знаю, — Ростислав пожал плечами. — А только отца звали, даже грамоту послали к нему, мол, приезжай, зла не сделаем ни тебе, ни твоим людям.

— Это когда такое? — нахмурился Роман.

— Меньше надо по лесам бегать с Нежданкой, — усмехнулся младший брат и на всякий случай отвел свою лошадку на пару шагов в сторону. Роман вспыхнул, потянулся отвесить ему подзатыльник, но Ростислав знай себе смеялся, ловко объезжая на длинноногом коне вокруг обиженного старшего братца. — Ладно, остынь. Давеча отцу привезли. Я дома был, вот и слышал.

До реки Немиги в соседнем уделе пути было около двух дней: не много, но и не мало, люди успели устать, и на левом берегу на ночь разбили лагерь. Повсюду потрескивали костры, шатры белели в темноте, раскрашенные золотистыми отблесками огня. Закутавшись от ночного холода в меховые плащи, Роман и Ростислав долго еще сидели у огня рядом со старшими дружинниками, ближайшими отцовскими советниками: Тимофеем, Радомиром и тысяцким Горяем.

— Слыхал, что про князя киевского гусляр баял? — Ростислав наклонился к брату, зашептал ему на ухо нарочно басом. — Орел сизокрылый, кречет степной, первый богатырь на земле русской! Поглядеть бы на богатыря того, правду ли про него слагают?

— Ума у тебя как у Глеба, — досадливо поморщился Роман, не поняв, что младший над сказаниями о князе потешается. — Так завсегда про князей поют, силу их и мудрость хвалят, а правда иль нет…

— Про батьку не поют, — осторожно заметил Ростислав.

Роман хотел ответить, что его народ и без песен знает, но только подошел сам князь Всеслав, и парнишка вовремя прикусил язык.

— Что, орлы, устали? — улыбнулся князь, подстелив плащ и опустившись на землю рядом с сыновьями. — Ничего, завтра вам только глядеть да слушать.

Сотник Радомир поворошил палкой угли в костре; рыжие искры взвились в ночное небо с новой силой и громким треском.

— Хоть ты, княже, рассуди наш спор, — промолвил он. — Тимошка в бой рвется, Горяй Степаныч велит на берегу дожидаться. Что прикажешь?

— Только не в бой, — Всеслав предупреждающе поднял руку. — Великий князь хотел говорить с нами наедине. Увидит дружину — поди, и говорить не захочет, и на нас подумает, что мы струсили, ему не поверили. Впрочем, к завтрему мы должны быть готовы к чему угодно, — продолжал он, немного помолчав и задумчиво глядя в пляшущий огонь. — Веры Изяславу мало. Но и мне не след хитрить. Радомир, слушай. Пускай люди станут ждать на нашем берегу. В десятках и при оружии. Мы с мальчиками в лодке переправимся на тот берег. Охраны не надо, Изяслав на кресте поклялся, а грести смогу и сам. Дальше… — по привычке он взъерошил волосы, обеими руками откидывая их назад — в темно-каштановых прядях промелькнул блеск седины, — дальше ждите приказов. Надеюсь, что этого не понадобится, но осторожность лишней не будет. А теперь спать всем.

Наутро все было так, как и договорились. Всеслав отдал Радомиру и Тимофею последние распоряжения, вместе с сыновьями вошел в шатер великого князя… Старшие сотники больше ничего не видели. Радомир ждал приказа вывести людей из стана, если придется. Пока что на правом берегу реки Немиги было спокойно и тихо, ветер шевелил золотистый ковыль, молчали пологие холмы, дрожал воздух, раскаленный жарой.

Белоснежный полог шатра мгновенно задернулся за спиной у последнего вошедшего, и из прохладного полумрака к выходу бесшумно ступили двое караульных с пиками наперевес. Тихо звякнул металл, пики скрестились, отрезав путь к отступлению.

Вокруг были чужие воины, а сам великий князь стоял в тени на темных звериных шкурах. Роман взял брата за плечо и незаметно оттолкнул назад, как будто прикрывая его собой. Ростислав до белизны в пальцах сжал нож, выдернув его из кожаных ножен, но один из дружинников это заметил, с силой вывернул ему руку. Нож выскользнул, и ножны остались бесполезными. Парнишка охнул от боли и потер вывернутую кисть.

— Что это значит? — сурово спросил Всеслав у великого князя, бросив тревожный взгляд в сторону сына. — Ты клялся, что не причинишь зла ни мне, ни моим людям.