Пьер-Луи Ганьон - Исчезновение Ивана Бунина [litres]

На вернисажах, концертах и благотворительных вечерах, где собиралось высшее стокгольмское общество, Александра Коллонтай блистала изысканностью и оригинальностью своих туалетов. Но в чем пойти в таверну?

– Может, это? – подсказала помощница.

Коллонтай не хотелось слишком смущать шведа своим шикарным видом, но в то же время она не собиралась изображать из себя простушку. И вовсе не потому, что была посланницей великой страны. В Коллонтай говорило обычное кокетство. Она любила повторять, что представительнице пролетарского государства ничто не мешает пользоваться самыми изысканными духами и носить самые дорогие украшения.

После долгих и бесплодных примерок она остановилась на атласном платье в лилово-серых тонах, в котором впервые появилась на благотворительном вечере, организованном архиепископом Церкви Швеции. Обычно сдержанный лютеранский священник даже удостоил ее комплиментом. Коллонтай решила, что платье выглядит достаточно строго, чтобы появиться в нем на встрече с Лагерквистом – встрече, на которую она возлагала большие надежды.

Это платье Коллонтай купила во время одной из своих поездок в столицу рейха, где, не считаясь с тратами, посещала самые шикарные магазины. Помощница старательно, как обычно, уложила ей волосы. Коллонтай уже опаздывала. Было около половины девятого, когда она спустилась на первый этаж.

В холле посольства Коллонтай на миг замерла, вновь охваченная сомнениями. Со стен, увешанных портретами Сталина, на нее взирали его глаза под густыми бровями. Их пронизывающий взгляд напоминал: куда бы она ни пошла и что бы ни сделала, ей не скрыться от всевидящего ока того, кто повелевал ее страной.

Чтобы сохранить – хотя бы перед собой – честь и достоинство, она уговаривала себя, что защищает не прихоти тирана, а высшие интересы России. Но как отделить одно от другого? Оставаться на посту советского дипломата и служить рупором кремлевского деспота? Как долго продлится этот маскарад и хватит ли у нее выдержки? Эти мучительные вопросы не давали Коллонтай покоя.

Манто из каракульчи, шевровые сапожки с отворотами – посол Советской Республики, само воплощение элегантности, направилась к двери. Сегодня шведская зима ее не пугала.

– Желаю приятно провести время! – попрощалась с ней помощница.

Чуть ежась от холода, Коллонтай перешла на другую сторону заснеженной аллеи, где ее ждал роскошный «паккард». Было сыро, но снегопад, к счастью, прекратился.

– В парламент, – скомандовала она невозмутимому шоферу.

Через несколько минут автомобиль с дипломатическими номерами остановился возле величественного здания риксдага, где заседало Законодательное собрание, тон в котором с недавнего времени задавали социал-демократы, также возглавившие правительство, сформированное меньшинством. Они победили на последних выборах, пообещав народу лучшее будущее.

Премьер-министр Пер Альбин Ханссон испытывал к Коллонтай вполне дружеские чувства. Его личной симпатии не мешали даже сложные отношения с Советской Россией, сложившиеся в результате драконовских мер, принятых большевиками после революции. Ханссон не упускал возможности напомнить советскому полпреду о том, что имущество богатейших капиталистов, в том числе членов знаменитой семьи Нобеля, было экспроприировано, а их предприятия национализированы.

Коллонтай велела шоферу подъехать к главному входу и вручила ему записку, адресованную премьер-министру:

– Побыстрее, пожалуйста. Мы опаздываем.

– Да-да, – кивнул шофер и направился к охранному посту.

В записке говорилось, что советский посол просит премьер-министра о срочной аудиенции. Это решение Коллонтай приняла в тот же вечер в надежде обойтись без протокольных формальностей. Ханссон любил подобные незапланированные встречи и охотно на них соглашался.

В глазах стокгольмской буржуазии Пер Альбин Ханссон и его соратники считались вполне респектабельными политиками. В отличие от коммунистов, которым удалось-таки провести в парламент с десяток депутатов, мирные социал-демократы исповедовали реформистский подход, что устраивало шведов, равнодушных к пламенной проповеди о классовой борьбе и диктатуре пролетариата.

Для улучшения условий жизни рабочих и крестьян социал-демократы предпочитали действовать парламентскими методами, что вызывало у Александры Коллонтай уважение. Думая о том, каким хаосом обернулись события в Советской России, она порой приходила к выводу, что Ханссон и его сподвижники, возможно, избрали наиболее разумную стратегию.

Коллонтай в последний раз посмотрела на здание парламента – хорошо бы премьер-министр откликнулся на ее просьбу о встрече – и велела шоферу везти ее в таверну. Тот удивился: начальница не часто покидала богатые кварталы столицы, где у нее было много любимых мест.

Прежде чем тронуться с места, шофер покосился на ее отражение в зеркале заднего вида. Интересно, что за мысли бродят у него в голове? Она подозревала, что он состоит на службе в ОГПУ, как и прочие сотрудники посольства, по срочному распоряжению правительства недавно переведенные в Стокгольм.

Теперь она не сомневалась, что за ней постоянно следят, фиксируя каждый ее шаг. Это ощущение не покидало ее ни на минуту, но она с ним смирилась. Это было унизительно, особенно для политического деятеля ее уровня – достаточно вспомнить, что в первом правительстве Ленина она занимала пост народного комиссара государственного призрения. Славное было время.

Лагерквист пригласил ее в таверну «Ден Юллене Фреден» на улице Эстерлонггатан, в самом сердце старинного стокгольмского квартала, вдали от мест, посещаемых фешенебельной публикой. По телефону он подчеркнул, что там никто не помешает им обсудить интересующий обоих вопрос.

Лагерквист заверял Коллонтай, что «Ден Юллене Фреден» – приличное заведение. Этот второразрядный на вид ресторанчик, объяснил он, чрезвычайно популярен среди стокгольмской богемы, а в последнее время там все чаще появлялись эмигранты из берлинцев, успевшие покинуть Германию до того, как к власти в стране пришли нацисты.

Хозяин ресторанчика – приятель Лагерквиста – предлагал посетителям кухню, основанную на гармоничном сочетании французских и шведских кулинарных традиций. «Скандинавия и высокая кухня?» – удивлялась про себя Коллонтай, слушая рассказ писателя об истории таверны.

Обаятельный Лагерквист весь день занимал ее мысли, но намерений шведа Коллонтай пока не понимала. Тем не менее в ее душе еще жила надежда, что встреча с ним не только поможет уладить дело Бунина, но и позволит завязать более прочные отношения и вырваться из одиночества, переживать которое становилось все труднее.