Жауме Кабре - Ваша честь [litres]

– Будьте любезны, сударыни…

Любезные сударыни последовали за ним, не говоря ни слова против. Непристойные жесты иностранца мешались в голове доньи Марианны с потерянным взглядом юноши, который, бедняга, производил впечатление человека гораздо более воспитанного, и она решила, что действительно так оно и есть: творить дела милосердия, как учит Святая Матушка-Церковь, иногда стоит невероятного труда. К вящей славе Божией.

Послеобеденный отдых принес сплошные разочарования: ни донья Гайетана не соблаговолила зайти в спальню и раздеться в поле зрения сгорающего от нетерпения телескопа почтенного судьи, ни лицо Эльвиры (то плачущее, то улыбчивое, то глядящее на него перепуганными, полными ужаса глазами) не перестало преследовать дона Рафеля, в самом сердце которого поселился червь, начинавший его грызть. Дон Рафель устроился у себя за столом, без особого желания чем-либо заниматься, и приготовился провести еще один скучный вечер, «Эльвирушка, ведь ты была моей». Он поглядел на свой портрет и грустно усмехнулся. Портрет был хорош, прекрасно выполнен; Тремульес – талантливый художник; но властолюбивый и надменный дон Рафель с того холста, с насмешливой искрой в глазах… с каждым днем все более отдалялся от него нынешнего. У дона Рафеля была власть, связи, богатство; ему завидовали. Однако он был колоссом на глиняных ногах, потому что доступ к власти с первого же дня ознаменовался появлением вереницы врагов, которые скрывались за улыбками и поклонами в длинных коридорах здания суда. А он, с заносчивым презрением, с каким недавно разбогатевший человек смотрит на таких же бедняков, каким он был вчера, сам помог укрепить эту неприязнь. И как всегда, над ним висела угроза того, что губернатор решит от него избавиться: «Ведь он, скорее всего, весьма заинтересован в том, чтобы я не продержался на своем посту дольше, чем он». Впрочем, все это ничего не значило по сравнению с новой угрозой. Дон Рафель уже несколько дней задыхался от страха, думая: «Когда же, Господи, уже повесят этого Перрамона и я смогу снова попытаться жить спокойно?» И эта мысль не оставляла его уже давно и превращалась в маниакальную навязчивую идею, которая угрожала разрушить его сладкие мечты о недоступной донье Гайетане. В глубине души он думал и о том, «когда же Сетубал позволит мне жить спокойно. Какая же мука – жизнь, Господи Боже мой».

Дон Рафель вздохнул и взял в руки «Трактат об основах наблюдения за небесными телами» Далмасеса. Книга раскрылась на страницах, где говорилось о созвездии Орион. Уже несколько дней этот фолиант был постоянным его спутником, поскольку последние ночи под тихим небом он провел в саду, возле цветущей клумбы, исследуя тайны неба, как будто оно было его возлюбленной доньей Гайетаной, прогуливаясь по соседству от бедняжек Плеяд, вечных беглянок, и их защитника Тельца. Он много времени провел, созерцая звезду Альдебаран, словно пытаясь выведать у нее какую-то тайну. Его честь с большим интересом прочел рассуждения Далмасеса об открытиях Мессье [172] Шарль Мессье (1730–1817) – известный французский астроном, чьи работы по исследованию комет привели к составлению каталога объектов глубокого космоса, известного как Каталог Мессье. , охотника за кометами, обнаружившего странный, неподвижный и не поддающийся объяснению объект возле дзеты Тельца [173] Дзета Тельца – это спектроскопическая двойная система с одной линией, что означает, что эти два компонента вращаются по орбите так близко друг к другу, что их невозможно разрешить с помощью телескопа. . Не зная толком, что с ним делать, астроном дал ему не особенно лирическое название М-1. Дону Рафелю, с его рудиментарным телескопом, казалось, что этот удивительный объект, эта неведомая туманность, имеет форму пятна или же, в зависимости от того, как на него смотришь, краба. Как же могло случиться, что на небе существует такое невероятное количество причудливых сочетаний, о которых сложено столько бесконечных рассказов, доступных лишь избранным? В этом дон Рафель не имел достаточно глубокой профессиональной подготовки, но долгие часы, проведенные на садовой клумбе за наблюдениями, обострили его воображение, и он был уже способен видеть звездные скопления без посторонней помощи. И этим дело не ограничивалось: ему удавалось обогатить их своими собственными историями. Он все еще искал, в созвездии Близнецы или Змееносец, пытливо всматривающиеся в него темные глаза, пристальный взгляд Эльвиры, которого он так никогда до конца и не понял.

Нередко в объяснениях Далмасеса ему казалось интересным только то, что давало простор полету его воображения. Выходит, невооруженным глазом можно разглядеть сто двадцать пять звезд в созвездии Орион? Он насчитал сто шестьдесят. Выходит, Бетельгейзе – красная звезда, а Ригель и Беллатрикс-воительница – бело-голубые? Да. Ну так что же? Такие же бело-голубые и три сестры на кушаке Охотника. Доктор Далмасес утверждал, что Гершель считает, что Альнилам, эпсилон Ориона, – одинокая гигантская звезда; однако две ее спутницы, Минтака и Альнитак, – не те, за кого себя выдают: это двойные звезды. Однако же он, при помощи своего оборудования, не сумел в этом удостовериться. А о многом другом не подозревали ни дон Рафель, ни доктор Далмасес, ни Гершель, ни Мессье: как, например, о том, что Орион действительно является определенной частью звездного неба, а не только представляет собой в перспективе иллюзию созвездия и находится на расстоянии 1300 световых лет от сада дона Рафеля; исключение составляет Ибт-аль-джауза, «Подмышка великана». Альфа Ориона, или Бетельгейзе, красный гигант, – переменная звезда, навечно вставшая на пути от клумбы в саду дона Рафеля с укоренившимися на ней бегониями ко всем остальным звездам созвездия. Дон Рафель не знал, что до звезды Ибт-аль-джауза всего лишь 460 световых лет, как говорится, рукой подать. Как и того, что через полтора века Амбарцумян [174] Виктор Амазаспович Амбарцумян (1908–1996) – армянский, советский астрофизик, работал в области физики звезд и туманностей, звездной астрономии и динамики звездных систем, космогонии звезд и галактик; основатель школы теоретической астрофизики в СССР. определит, что возраст трапеции туманности Меча Ориона [175] Меч Ориона – компактный астеризм в созвездии Орион. Он состоит из трех звезд (42 Ориона, тета Ориона и йота Ориона) и M42, туманности Ориона, которые вместе, как полагают, напоминают меч или его ножны. составляет всего лишь четыреста тысяч лет. На все это его чести было начхать. Он предпочитал предаваться полету фантазии и думать о судьбе великолепного Ориона, который получил от отца своего Посейдона дар ходить по волнам, как по земле. У дона Рафеля голова шла кругом от разнообразия легенд о жизни храброго охотника. Но все они были великолепны. В них говорилось, что юношу полюбила Эос, Аврора, богиня зари (когда Орион восходит на востоке, он покоится в объятиях зари), и Артемида, в приступе ревности, приказала скорпиону ужалить и убить его. Вот почему силуэты скорпиона и охотника навечно отпечатались на небе. И все-таки больше всего дон Рафель любил другую легенду: Орион, благородный и прекрасный охотник, которого сопровождает пес Сириус, гонится за своими жертвами, Плеядами, и тут на него нападает Телец. Он защищается чем-то вроде дубинки, идущей от мю и ню Ориона к северу. Так вот: Артемида, сестра Аполлона, девственная и строгая, вечно юная богиня целомудрия, ослепительная и жестокая Артемида влюбляется в неотразимого охотника Ориона, и Аполлон, возмущенный слабостью сестры, приглашает ее посостязаться с ним в стрельбе из лука. «Видишь вон ту точку на горизонте? – говорит он ей. – Бьюсь об заклад, что ты в нее не попадешь». Артемида прицеливается, стреляет и попадает. А была это голова возлюбленного ею Ориона: он умирает и навсегда восходит на небо. С каким наслаждением дон Рафель воображал плач Артемиды, узнавшей, что любимый убит ее собственной рукой! Эти рыдания могли сравниться лишь с плачем Орфея, потерявшего Эвридику («Che farò senza Euridice!..» [176] «Что мне делать без Эвридики?!.» (ит.) – поют у Herr Glück [177] Господин Глюк (нем.) . – Имеется в виду Кристоф Виллибальд фон Глюк (1714–1787) – немецкий композитор, преимущественно оперный, один из крупнейших представителей музыкального классицизма. Его опера «Орфей и Эвридика», созданная в 1762 году, положила начало реформе, направленной на достижение органичного слияния в опере музыки и драмы и подчинение музыкального развития драматическому. ) , или исступленной Ариадны, когда, проснувшись рано утром у моря, она понимает, что Тезей ее покинул. «Ах, эти сказки о любви», – думал дон Рафель. От них его сердце таяло, и с этим он ничего не мог поделать. И все они ему нравились: ведь версии трагической истории об Орионе этим не ограничивались. Еще в одной прелестной легенде говорилось о том, что это Орион преследовал вечную деву Артемиду и та, в порыве гнева, велела скорпиону его ужалить и убить. «О жестокая Артемида, Гайетана моя, всегда далекая и видимая только в телескоп!»