Артур Феличе - Багровый хамсин

Нугри одним ударом меча убил ее.

Хсоу горел. Неведомые племена из далекой Азии подошли, наконец, к самым стенам города и зажгли его, как один большой жертвенный костер. И Хсоу горел в честь неведомых Долине богов, как чаша с маслом перед статуей Хатхор…

Нугри во главе колонны египтян бешено отражал натиск врагов. Сыпались стрелы, дротики, каменные и бронзовые топоры, палицы, копья… Незнакомые Египту животные, большие и сильные, рвали зубами и топтали копытами пешее войско сынов Долины…

Нугри стонал от бессилия и злобы. Вокруг падали братья, лилась кровь, гремело оружие, а он пробивался все вперед и вперед, оставленный своими и окруженный врагами…

Незнакомая речь, чуждые лица, искаженные злобой и болью, незнакомые приемы нападения и гибель всего… Не все ли равно теперь!.. Скорей бы смерть!.. Бикит?.. Где она?.. Что с ней?.. Где дети?.. Что сталось с другими защитниками Хсоу?.. Мен-нефер?.. Ипет?.. Войска Шерау?.. Все это было когда-то и теперь сметено потоком неведомых пришельцев с неведомыми животными, запряженными в повозки…

Огромная морда, вся в пене, с налитыми кровью глазами, мелькнула перед самым лицом каменщика, колеса повозки с грохотом промчались мимо, и меткий удар палицы размозжил Нугри голову.

Он упал под колеса следующей повозки…

На одно только мгновенье каменщик задержался, схватившись рукой за гриву животного.

Это смерть!..

Потом кровавый туман окутал его, и он разжал пальцы…

Пришлое из пустынь Азии племя диким воплем возвестило о своей победе…

Вдали пылал Хсоу, а пригнанные в Долину лошади азиатов храпели и косились на огонь…

В крови и пожарах потопили кочевники добытую с таким трудом свободу Хсоу.

Пенроирит лежал во прахе перед вождем кочевников, самим грозным Шалати, и, как бывало у трона «благого бога», не смел поднять восхищенного взора.

— Господин моего сердца, — говорил он, целуя ногу победителя, — владыка разума моего, дыхание уст моих и свет моих очей, да ниспошлют боги долгую жизнь твоему великолепию, ибо ты нужен Долине, как вода Нила, как освежающий ветер севера, как колос пшеницы… Долина гибла в раздорах и междоусобиях, и ты пришел, влекомый богами, чтобы усмирить шум сумятицы… Властвуй же отныне до конца своих дней, и да умножатся они, как пески пустыни…

Переводчик перевел слова Шалати:

— Зачем ты здесь, а не с оставшимися на кораблях?..

Пенроирит припал еще раз к ноге кочевника.

— Видят боги, лишь сердце и разум влекли меня к тебе, ибо с тобой мудрость…

— И сила… — усмехнулся Шалати.

И от этой усмешки что-то сжалось в груди бывшего писца.

— И сила, мудрейший из владык, — повторил он, — и сила… Я мыслил отдать свою голову и руки тебе, чтобы возле твоего трона было лишним слугою больше…

— Что же послужит мне залогом, что ты не лжешь?.. — не сводя с Пенроирита взгляда, спросил Шалати.

Переводчик бесстрастно перевел.

Пенроирит поднял к небу руки в знак клятвы и в третий раз поцеловал высокий ременный башмак победителя.

— Ты увидишь мой залог нынче же, владыка мира…

Глаза Шалати сверкнули недобрым огнем. Он отпустил писца, не сказав больше ни слова, наградив лишь кубком пьянящего напитка, кислого и теплого, неведомого сынам Долины.

Пенроирит шел, слегка пошатываясь. Ни одно вино подвалов «благого бога» не туманило так головы, как этот странный на вкус, мутный напиток кочевников.

В его мозгу давно уже созрел план: он сожжет весь флот, единственную и последнюю силу египтян.

Еще в те дни, когда впервые до Хсоу дошел слух о грозных пришельцах, он решил перейти на их сторону, если победа останется за ними.

Трон «благого бога» рухнул, как песчаная насыпь под напором разлива; спины неджесу и рабов в гневе своем распрямились, и не так-то легко, оказалось, согнуть их, — Пенроириту не удалось свить для них плети…

Фараон погиб, его власть стала сказкой, старым преданием; но и власть «Свободного Хсоу» сломилась под напором дикой силы кочевников… Чего же бороться с ними?.. Разве можно бороться с мором, пожирающим людей?.. Разве можно бороться с хамсином?.. С багровым хамсином крови и огня?..

Да, он сожжет весь флот, пригнет к ногам победителей последние остатки египетских войск, заставит замолкнуть последний крик «Свободного Хсоу»…

Пенроирит торопился.

Вдали на фоне неба вырисовывались корабли; позолота их обшивок полиняла за время боев и лишь кое-где поблескивала на высоко поднятых над водой носах… Сердоликовые глаза у крокодилов, гиппопотамов и львов сверкали под лугами вечернего солнца. Голубые лотосы поблекли, и деревянные лепестки их осыпались… Жалкий флот!.. А еще недавно он несся вперед, словно окрыленный, навстречу дерзкому Ипету…

Корабли Ипета бежали, как только узнали о близости общего врага… «Благой бог» покинул Мен-нефер и скрылся в Шеде — городе священных крокодилов; воины Шалати обходным путем подошли к городу Пта и грабили его, как ограбили уже Хсоу… На месте же недавней столицы — груды камней и пепла; то, что не смогли уничтожить люди, уничтожило пламя; жители города — задавлены, зарублены, сожжены, рассеяны, как песок; женщины и дети уведены в плен. Гордая Бикит долго сопротивлялась насилию, пока не была зарублена озверевшим кочевником… Ти-Тхути — красавицу-девочку с глазами, как очи Сопдит — увели в палатку к самому Шалати…

Все погибло… Все рухнуло…

И на этих обломках Пенроирит решил построить свою новую жизнь. Пусть кругом него будут чуждые люди, грубые и упорные в своей жестокости, пусть, — он сделает все, чтобы они оценили его и возвеличили вновь…

Власть!.. Власть!.. Где бы ее ни добыть, — только бы властвовать!..

Пенроирита пропустили на корабли как главного начальника над войском. Египтяне попрежнему слепо доверяли ему.

— Сколько кораблей осталось у нас?.. — спросил он у Шерау.

— Семнадцать… — уныло ответил тот.

— Семнадцать… от всего флота?..

— Одни разбиты под Мен-нефером, другие погибли в пути, третьи сгорели от огненных стрел неприятеля…

— Утром мы двинемся в путь, — приказал писец, вглядываясь в даль, где все еще дымились развалины Хсоу…

Солнце быстро скатывалось за линию горизонта. Ночь притаилась, чтобы разом окутать землю…

— Ты увидишь мой залог нынче же, владыка мира, — вспомнил Пенроирит.

Шерау разбудил дикий вопль воинов:

— Горим!.. Корабли охвачены пламенем!.. Спасайтесь!.. Спасайтесь!..

Он выбежал на палубу и остолбенел.

Среди ночного тумана корабли, все как один, пылали.

Вой, стон, крики, шум падающих в воду снастей, треск горящего дерева — все смешалось в один сплошной гул.

Пелена густого дыма скрыла на минуту из глаз Шерау работу рук Пенроирита. Облитые маслом корабли пылали, как ворох пшеничной соломы, выбрасывая в воздух целые столбы удушливого дыма.