Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Где ты так долго пропадал? — спросила Марта.

Я рассказал ей все. Умолчал лишь о Лили, о крашеной блондинке. Даже не знаю почему. Ведь между нами ничего не было. И сейчас было так приятно это сознавать…

Насчет уток тоже промолчал, да Марта и не спрашивала. Она была в смятении и тревоге. Я еще никогда не видел ее в таком состоянии.

Чтобы как-то рассеять ее, я рассказал о пристрастии Вирагошей к вегетарианству. Она немного повеселела, но тотчас же и в этом усмотрела нечто трагическое.

— Бедняжка Ленке… несчастные дети…

И начала допытываться: ну что, поедем? Остаемся? Когда тронемся в путь?

Я уже было собирался поделиться с ней своими планами — она с детьми останется здесь, в деревне, а я вернусь в Будапешт, — но тут мне снова вспомнился потертый чемоданчик. И у меня не хватило духу рассказать о своих намерениях. Скорее, я склонен был остаться здесь. И это было, пожалуй, не просто желание, а уже вполне созревшее решение. Только я все еще не мог признаться в этом даже самому себе.

— Шандор получил повестку о призыве на военную службу, — сообщила Марта. — Завтра ему нужно явиться на сборный пункт. Многих здешних мужчин уже взяли. Поговаривают, будто немцы собираются эвакуировать всех жителей деревни до того, как сюда подойдет фронт.

— Вряд ли они успеют, — успокаивал я ее, но от моих утешений ее тревога ничуть не стала меньше.

Из разговоров с Мартой мне стало ясно, что деревня уже совсем не та, какой я оставил ее десять дней назад.

В доме тоже царила атмосфера подавленности и тревоги.

Дядюшка Балла, буркнув мне скупое приветствие, тут же вышел. Тетушка Балла допытывалась у меня о Гезе, но таким упавшим голосом, словно справлялась об обстоятельствах его смерти. Напрасно я убеждал ее, что он жив и здоров и ему ничто не угрожает. Я порывался рассказать о Шари Вёльдеши, надеясь этим успокоить ее. Но все же удержался. Жена Шандора с заплаканными глазами молча хлопотала по дому: то выйдет во двор, то обратно зайдет в дом.

Вскоре появился и Шандор. Мрачный, усталый, невыспавшийся. Он пришел не один, а с Габором Йенеи. Этого молодого, на вид умного человека я знал лишь в лицо; до сих пор нам довелось обменяться с ним всего несколькими словами. Они с Шандором дружили, когда были парнями, а теперь стали кумовьями, несмотря на то что Йенеи был неимущим бедняком, безземельным крестьянином.

— Со вчерашнего вечера возились наверху, у винных погребов, — сказал Шандор и в подтверждение своих слов поставил на стол бутыль. — Пытались подыскать подходящее местечко… — И многозначительно умолк.

— Местечко?

— Куда бы можно было припрятать кое-что. — Затем он отвел меня в сторону. — Старайся не показываться на улице. У нас тоже появились свои нилашисты, холера им в бок!

Меня это поразило. Я знал деревню совсем другой. Попытался перебрать в памяти всех знакомых жителей: кто из них мог стать нилашистом?

— Кто же?

— Сапожник Ветро. И несколько подонков.

— К счастью, — вступил в разговор Йенеи, — вино сейчас бродит. Они с утра до вечера пьянствуют.

— Но выследить и донести вполне способны, — заметил Шандор. — Лучше все-таки поостеречься. Береженого и бог бережет.

— Тебя призывают?

— Его тоже, — указал Шандор на Йенеи.

Йенеи подошел ко мне совсем близко.

— Правда, что русские уже у Мезёкёвешда?

— Не знаю.

— Два дня как не слышно артиллерийской канонады. Уж не оттеснили ли их? — тревожно спросил Шандор. — Ты здесь остаешься?

— Там видно будет, — проговорил я тихо, неуверенно.

Он устало улыбнулся и подмигнул мне:

— То, что мы соорудили в горах, может послужить надежным убежищем и человеку. А в случае чего и троим можно укрыться… Ну как, отведаем? — Он принес стаканы и налил из бутыли. — Малость еще пощипывает, не совсем перебродило. Но вино получится доброе. Только кому его пить доведется? — И, немного помолчав, он с ожесточением отрубил: — Не пойду служить! Скорей подохну, но не пойду! Я по горло сыт излучиной Дона!.. С меня хватит!..

— Ты воевал там? Ты об этом никогда не рассказывал.

— Мы вместе были, — подтвердил Йенеи.

— Не рассказывал, говоришь? Мне бы забыть поскорей… Вот только Лаци Вёльдеши, своему родственничку, при случае напомню…

Мы молчали и попивали мутноватое молодое вино.

Вдруг послышались глухие раскаты отдаленной канонады, задребезжали стекла.

— Снова стреляют, — заметил Шандор.

— Вы сумеете спрятаться? — поинтересовался я. — Убежище, что вы соорудили, надежное? Ведь дело нешуточное, опасное! — И я рассказал им о черноволосом парне и оставшемся без хозяина потертом чемоданчике.

Лицо Шандора окаменело, он слушал с напряженным вниманием. Залпом осушив один за другим два стакана вина, он запальчиво, почти грубо выпалил:

— Вы там, в центре, здорово прошляпили! — И, помолчав, спросил: — Ты, часом, сюда не прихватил несколько листовок? По крайней мере будет что читать в горах. — В его словах звучала издевка и скрытый упрек.

Издевка Шандора подействовала на меня, как запальный шнур на взрывчатку. И все, что накипело у меня за минувшие дни — стыд, укоры собственной совести, терзавшие меня сомнения, — прорвалось наружу:

— Кто это «вы»? — Шандор, оторопев, вытаращил на меня глаза и ничего не ответил. — Ну, выкладывай! — повторил я, повысив голос. — Кто это «вы»? Я хочу знать! А сам ты не принадлежишь к этим «вы»? К тем, кто здорово прошляпил? По какому праву ты так говоришь? И вообще, что это за наглый тон! — Я понимал всю нелепость своего поведения; но, памятуя о том, что клин клином вышибают, я сознательно старался еще больше распалить себя. Я орал и бил кулаком по столу: — Тебе не хочется подыхать! Бежишь прятаться в горы! А вместо тебя пусть другие подыхают… Чтобы ты потом вылез из своей берлоги и нагло заявил: дескать, вы там, в центре, здорово прошляпили!.. Да и как же иначе, ведь ты уже совершил свой геройский подвиг! Увел корову со двора дядюшки Штейнера! — В дверях показалось испуганное лицо Марты. Я рявкнул на нее: — Уйди отсюда!

Шандор, бледный, насупившись, смотрел на меня; я заметил, как в его взгляде сверкнула искорка ненависти. Я чувствовал, что он видит во мне сейчас только барина, по-господски одетого горожанина и люто ненавидит. Как Лаци Вёльдеши, которому собирается кое о чем напомнить при случае. Мы в упор смотрели друг на друга, долго не отводя взгляда. Я ждал, что он вспылит, вскочит в ярости и вышвырнет меня из дому вместе с женой и детьми. Ведь мы сидим у них на шее вот уже несколько месяцев как нахлебники.

Он действительно встал, постоял немного, дрожащими руками ухватился за край стола, словно собираясь опрокинуть его. Зловещий блеск в его глазах медленно погас.

— Не извольте обижаться на меня, — проговорил он хриплым голосом.