Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Я бы не прочь остаться. В конце концов, я не совершил ничего такого, что… Но моя жена во что бы то ни стало хочет уехать. — Он выжидал, не скажу ли я чего-нибудь. — Можно задать вам еще один вопрос?

— Пожалуйста.

— Как обо мне отзываются в деревне?

Меня так и подмывало съехидничать, воспроизвести «диалектическое» мнение крестьян, но все же я не поддался искушению.

— Затрудняюсь сказать. Я же здесь всего лишь несколько месяцев, верно ведь?..

Он встал:

— Извините за беспокойство. Я проводил его до ворот.

Торопливо засеменив, он покатился, как колобок. Но, пройдя какое-то расстояние, вдруг замедлил шаг; заложил руки за спину, приосанился и зашагал с важным видом, как обычно. Вскоре он скрылся из виду в сгущавшихся сумерках.

Я еще немного постоял у ворот.

Все же это посещение смутило меня. Что он за человек? Неужели он действительно приходил за советом? Что ему известно обо мне?.. А если он и в самом деле не преследовал никакой другой цели?.. Может, надо было поговорить с ним по-человечески, сказать что-то вразумительное?.. Я горько усмехнулся. Вот была бы история, если бы Шандор подслушал этот немой разговор! «Поговорить по-человечески…» Солидарность сословия господ? Именно так он расценил бы это! Ничего себе! В неприглядном бы свете предстал я в его глазах!

Мысль о ссоре с Шандором я старался отогнать прочь. Досадуя на себя, я стал напевать какую-то дурацкую песенку; обычно я всегда так старался избавиться от мучительных раздумий. Но на этот раз не получилось. Как погруженный в воду мяч стремится выскочить на поверхность, так и эта мысль снова и снова всплывала в сознании.

В деревне стояла тишина, лишь изредка собаки перекликались друг с другом, жалобно подвывая. Света нигде не было видно. Затемнение здесь тоже было строго обязательно. Повеяло горьковатым запахом дыма. Вместе с темнотой опускался туман. Вечера стали прохладными; приходилось подтапливать.

Я почувствовал озноб. Какой-то внутренний холод сковал меня. Я был подобен остывающей печи. Куда же теперь?

Я вернулся в дом. Вслед за мной в комнату вошла Марта.

— Зачем пожаловал старший писарь?

— За советом.

Она вытаращила глаза — возможно, подумала, что я шучу, — и недоуменно переспросила:

— За советом?

— Да. Удирать ли ему с семейством из деревни или нет.

— Какое нам дело до них! А с Шандором? Что у вас вышло?

— Ничего. Погорячились оба… Кстати, завтра отправляемся в Пешт.

— Почему такая спешка? — Она недоверчиво посмотрела на меня. — Мы даже не успеем уложить вещи. Вы поссорились?

— Ты не видела Шандора? — уклонился я от ответа.

— Он только что был на кухне. — Озадаченная, она принялась стелить постель. Радушие, нежность, с которыми она встретила меня днем, улетучились. Я вспомнил об упреках негодующего Андраша. Неужели он прав? Я вышел на кухню с тяжелым сердцем. Там оказалась только одна Юлишка, жена Шандора, да еще Борка и маленькая Марта, игравшие в углу с ее сынишкой Шаником. Я оцепенел от изумления: Юлишка укладывала солдатский сундучок Шандора. Сделав над собой усилие, я спросил:

— Что это значит?

— Собираю Шандора… — всхлипнула молодая женщина. — Разве вы не знаете, что утром он уходит на военную службу? — Мне показалось, что в ее голосе прозвучали нотки злобной зависти: «Тебе-то что, ты небось отсидишься дома».

— Где Шандор?

— В конюшне.

Я вышел во двор и впотьмах побрел к конюшне. Дверь в конюшню была открыта. Оттуда тянуло острыми испарениями, запахом навоза. Внутри фыркали, били копытами лошади, а коровы с хрустом объедали с кукурузных стеблей листья. Я услышал ласковое бормотание Шандора:

— Чилаг, не дури! На вот, ешь!

Я прислонился к стене конюшни, прислушиваясь к дыханию вечера; но все вокруг безмолвствовало, словно вымерло. Только в конюшне трепетно бился пульс жизни.

Когда Шандор вышел, я, в шутку применив один из приемов борьбы, обхватил его сзади:

— Сердишься, кум? Да ты что, и впрямь рассердился?

От неожиданного объятия он вздрогнул. Затем тело его напружинилось, как натянутый лук, и он развел мои руки. Только тут я почувствовал, какой он сильный. Не сказав ни слова, он пошел дальше.

Я забежал спереди и стал перед ним почти вплотную. В темноте я не мог разглядеть выражения его лица, только ощущал его прерывистое, горячее дыхание.

— Что это за нелепая затея с солдатским сундучком? — И я невольно повторил слова, только что сказанные им лошади: — Не дури! Останешься дома, и дело с концом.

Всем своим существом он как бы протестовал, давал мне отпор; ничего не сказав, он обошел меня и скрылся в доме.

Я не мог сразу за ним войти туда. Решил пройтись по деревне. «Прощальная прогулка», — подумал я с горечью. У калитки на минуту остановился, соображая, в какую сторону пойти.

На противоположной стороне улицы кто-то стоял у забора. В темноте чернела чья-то фигура. И только тут до меня дошло: этот человек стоял здесь и раньше, когда я провожал старшего писаря… Не иначе следит за мной. Кого же еще выслеживать?

Я хотел вернуться в дом. Но передумал. Решил: дай-ка проверю. И пошел не спеша, вроде бы прогуливаясь. Даже руки заложил за спину, как давеча Блашко, старший писарь.

Темная фигура на противоположной стороне улицы тоже двинулась в том же направлении, что и я. У меня холодный пот выступил на лбу. «Так глупо влипнуть, в самый последний момент!» Мне сразу пришла мысль о нилашистах, о которых рассказывал Шандор.

Таинственный незнакомец на противоположной стороне улицы ускорил шаги, затем, перейдя дорогу, подошел ко мне.

— Добрый вечер, господин маэстро! — поздоровался он старческим хрипловатым голосом. На нем была бекеша, на голове — меховая шапка; больше я ничего не успел разглядеть в темноте.

— Добрый вечер.

— Вы, конечно, не знаете меня?

— Нет.

— Янош Кордаш. Небось слыхали.

Я облегченно вздохнул. Конечно, мне не раз приходилось слышать его имя. Это тот самый, у которого жена русская: он привез ее из плена еще после первой мировой войны. «Ничего, хозяйка Кордаша выручит, — с надеждой говорили обычно односельчане, когда речь заходила о том, что будет, когда придут русские. — Она замолвит за нас словечко». Уповали и на то, что Кордаш сражался в России в рядах Красной Армии и, вернувшись домой, подвергался за это преследованиям.

— Можно с вами перекинуться словечком? — спросил Кордаш.

На всякий случай я решил быть осторожным.

— Зачем вы подстерегали меня на улице? Почему не вошли в дом?

— Мы не в ладах с Баллами. Особенно с Шандором. Собственно, мы и не в ссоре. Но ведь… — Он запнулся. — Может, вы зашли бы к нам на минутку? Мы живем по соседству, на барской усадьбе.

— У меня нет времени. Завтра мы уезжаем.