Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Все несет бедняжку…

— Надобно палинки дать. Поверьте моему слову: от этой хвори лучшего лекарства, чем палинка, не сыскать. Только она и поможет.

Дед снова принялся уговаривать женщин, но те так и не собрались идти с ним за крестьянами. Простившись с хозяйками, он направился к воротам. Видно, немало палинки отхлебнул старик — до того он развеселился, до того охота ему было почудить. А мелкий осенний дождь все шел и шел не переставая. Сизая пелена тумана обволакивала облезлые, ветхие хибары. Дед Балог, словно желая удостовериться, в самом ли деле идет дождь или ему только кажется, поднял лицо к небу, но густая щетина на его щеках вряд ли пропускала мелкие дождевые капли.

— Ишь, вроде бы и впрямь накрапывает!..

Затем он бодро заковылял дальше, продолжая напевать свою разудалую песню.

Старик обошел еще несколько домов, но и на этот раз охотников идти в поле не нашлось. В конце концов старику надоело всех упрашивать.

«Какое же это ненастье? Неужто они размокнуть боятся?» — негодуя, бормотал он себе под нос, однако веселое расположение духа еще долго не покидало его, потому как в утешение деду то тут, то там подносили флягу с палинкой.

Ему не хотелось идти на берег Тисы одному, но и домой тоже идти не хотелось. У старика уже вошло в привычку вот так бродить по селу. Отними у него такую возможность — и жизнь стала бы пустой и безрадостной. Деду опостылел его закуток, он боялся, что в один прекрасный день никогда уже больше не выберется оттуда. Обойдя все дома на самой последней, самой нижней улице села, он вышел за околицу. Постоял немного и направился дальше, в поле. Вокруг, насколько хватает глаз, все заволокло белесым туманом. Старик то и дело спотыкался о выбоины, но упорно продолжал путь, бормоча себе под нос:

— И это у них называется дождь! Откуда им знать, что такое настоящий дождь, который льет как из ведра! Радовались бы, что хоть моросит…

Осеннее ненастье ему и в самом деле было нипочем. Его насквозь просаленные, задубевшие штаны темного цвета шуршали при ходьбе, словно сшиты были из жести: их даже самый что ни на есть проливной дождь не промочит.

То здесь, то там крестьяне распахивали пастбище. Отощавшие, голодные волы еле-еле тащились. Дед окликал знакомых, а когда те отзывались и спрашивали, куда он путь держит, отвечал:

— Вот решил вдоль и поперек обойти окрестные поля. Желаю померить, намного ли за лето усохли.

Вокруг простиралась бескрайняя степь, и лишь кое-где виднелись одинокие хутора. В этой стороне хуторов было мало: крестьяне неохотно покидали село и поселялись в степи. За исключением тех, чьи наделы находились на отшибе, да и они ставили какую-нибудь глинобитную хибарку — временное пристанище на дальних полях.

Дед шагал все медленнее, бодрое настроение у него заметно упало. Он притомился, его одолевала дрема. То и дело прикладывался он к своей фляжке, подбадривая себя палинкой, и нахлебался вдосталь. Вот он вышел на общинное пастбище. Всюду торчали куцые пучки выжженной солнцем травы, кое-где белели пятна солончаковой почвы и коровий помет. Здесь топталось когда-то голодное стадо. Старик остановился посреди унылой степи и подумал было, не пора ли ему повернуть назад, как вдруг его внимание привлекли видневшиеся поодаль сквозь завесу дождя чьи-то движущиеся фигуры. Он вгляделся пристальней. Что за ерунда! Здесь же пастбище. Отчего же тогда тут пара волов да соха? Соха… да еще запряженная волами?

Словно желая удостовериться, старик решил подойти поближе, думая, что все это почудилось ему в тумане.

Но он увидел в сторонке порожнюю повозку, а рядом с ней — соху с двумя впряженными в нее волами. Около них хлопотали мирской старшина и его батрак. Должно быть, они прибыли сюда недавно. Видать, только что сняли соху с повозки, судя по тому, что батрак продолжал возиться с ярмом. Подойдя к ним вплотную и пробормотав что-то вроде приветствия, старик остановился и стал наблюдать за ними вроде бы из праздного любопытства. Те не обращали на него ни малейшего внимания. Наконец Хедеши установил соху и крикнул батраку:

— Ну трогай! — Потом стал зычно понукать волов:

— Чако! Бимбо! Ну-у!

Грузные, неповоротливые животные лениво тронулись с места. Острый сошник застрял в твердом грунте, длинная оглобля трещала, готовая вот-вот переломиться. Хрустела густо поросшая травой твердая, утоптанная земля. Волы, напрягаясь, сопели и после нескольких шагов останавливались. Нетронутая целина, которой еще никогда не касался плуг, никак не поддавалась.

— Ну трогай, трогай! — закричал Хедеши и так приналег на прямые длинные рукоятки сохи, будто хотел помочь волам. С треском и хрустом рвались корни и трава; затяжки-притужины у сохи из сыромятной кожи готовы были лопнуть от натуги, а сошник, подрезая пласт, хрустел, как косточка на зубах. Идущий впереди батрак тянул волов за лямку и концом ее хлестал их по мордам, но бедняги, сделав несколько шагов, снова остановились.

Хедеши почесал в затылке. «Здесь одной парой волов, пожалуй, не обойдешься, — подумал он, — да и соха нужна покрепче. Сошник не выдержит, сломается в этой треклятой земле…»

Дед Балог разок кашлянул, давая о себе знать, и, помедлив минуту, спросил:

— Растолкуйте мне, люди добрые, что вы тут делаете?

Мирской старшина недовольно взглянул на старика и отвернулся, ничего не сказав. Но после минутного молчания процедил сквозь зубы:

— Да вот пробуем, как пойдет вспашка…

Старик и раньше слышал о намерениях размежевать и перепахать общинное пастбище, но сам он и мысли не допускал, что подобное может случиться. Он не верил в это, как люди не верят, что они смертны. Известное дело, языки чешут. Чего ж еще? Инстинктивная жажда жизни не позволяет человеку примириться с неизбежным, с тем, что конец рано или поздно настанет. Казалось, старик своими глазами увидел бесконечно дорогого и близкого ему человека лежащим со вспоротым животом. Таким разительно неправдоподобным было впечатление. Он стоял неподвижно, с вытаращенными глазами. Ноги у него так дрожали, что ему пришлось опереться на палку. На ту самую суковатую палку, которой он только что лихо размахивал. Ему хотелось закричать, но единственное, что он смог сделать, это сказать упавшим голосом:

— Слышь-ка, Анти! Неужто у тебя сердца нет?

— Да что это вы ко мне пристали?! — рявкнул на него Хедеши и, повернувшись к батраку, повелительным тоном приказал: — А ну, трогай! Попробуем еще! Чако! Бимбо! Эй! Пошли, чтоб вас черти задрали!..

И снова трещали дерн и соха.

Дед Балог вдруг раскричался:

— Какой ты к лешему мирской старшина, ты мироед бесстыжий! Душегуб, изверг! Родную дочь загубил! Ведь она моего внука любит! Силком замуж выдаешь! Сынок старосты тебе приглянулся? Все земли тебе мало, еще хапнуть хочешь? Всех обобрал! Вор! Вор!