Карлос Рохас - Долина павших

Пятнадцать лет прошло с тех пор, и вчерашнее время, время Марии Тересы, Пепе-Ильо и Принца Мира, кануло безвозвратно. Как сказал бы Моратин, не могут безнаказанно совпадать коронация такого короля, как Его величество Дон Карлос IV, и Французская революция. И мы, люди вроде Моратина и меня, уйдем вместе с нашим временем, а покуда прозябаем в изгнании. Но где-нибудь в Мадриде мой человек в растерзанной рубахе и желтых штанах продолжает останавливать время и залп, раскинув в стороны руки, и выкрикивает в лицо палачам что-то, чего я никогда не услышу. Хотелось бы верить, что и полтораста лет спустя он все еще будет там, увековечивая этот страшный миг и не переставая клеймить все расправы, которые творятся на земле во славу Веры или Разума. Хотелось бы верить, что в те грядущие времена другой человек, который, если прав Живой Скелет, возможно, окажется мною, будет одержим этой моею картиной и проникнет в скрытый смысл заключенной в ней правды. И вот тогда, может быть, в такой еще нескорый час, тот мой двойник, чьи слова, готов поклясться, я порою слышу, сядет за стол и напишет: «Молча, сдерживая подступающую дрожь, я спрашиваю себя, кто я такой и кем был дон Франсиско де Гойя Лусиентес».

Хосе Дельгадо Герра родился в квартале Баратильо города Севилья 14 марта 1754 года. Три дня спустя его крестили в соборной церкви Спасителя, крестным был Хосе де Мисас, двоюродный брат знаменитого пикадора. Его отец, Хуан Антонио Дельгадо, торговавший вином и оливковым маслом, был родом из Альхарафе, или Банда-Мориска, как, по словам Косс и о, называли тогда графство Ньебла. Обосновавшись в Севилье незадолго до рождения Пепе-Ильо, с тем чтобы быть поближе к отбывавшему на кораблях винно-масляному товару, он в самый кратчайший срок разоряется. Едва Пепе-Ильо удается одолеть первые буквы, на чем его обучение заканчивается, как отец отдает его подмастерьем к сапожнику. Что касается матери, то известно лишь, что ее звали Агустина Герра. По странному стечению судеб, она родила будущего матадора в тот же год, когда в Ронде родился и его главный соперник Педро Ромеро.

Папаша приходит в отчаяние, узнав, что его сын целыми днями пропадает на городской бойне, тренируясь в ремесле тореро на коровёшках, молодых бычках и даже здоровых, содержащихся в специальных загонах быках, и почти не заглядывает в мастерскую к сапожнику. По свидетельству историка Хосе Дасы, бойня — начальная школа для всех матадоров королевства, и, без сомнения, такой школой она стала и для Пепе-Ильо. Там его и находит Хоакин Родригес, Костильярес; за отсутствием плаща парнишка пользуется собственной рубашкой. В ту пору Костильярес оспаривает первенство в искусстве матадора у Хуана Ромеро, а позднее будет соперничать с его сыном Педро. Сам Костильярес тоже обучился этому искусству на бойне и к тому времени уже был изобретателем волапь е [83] Волапь е — удар на бегу. и вероники в самом новейшем виде. Это своеобразнейший тореро, думающий и с холодной головой, который однажды от барьера крикнул актеру Исидро Маркесу, рассудительно и логично: «Сеньор Маркес, это вам не театр, тут умирают взаправду».

Костильяресу приходится по душе Пепе-Ильо, его твердая и веселая мужественность, честолюбивая отвага, выдумка и молодцеватая удаль. Вероятно, его немного испугала поразительная гордыня юноши, полное презрение к опасности, всевозможному украшательству и к наряду, порожденное как раз тем, что на арене умирают только раз и всегда взаправду. Как бы то ни было, Костильярес вопреки возражениям виноторговца берет к себе Пепе-Ильо помощником на арену. На корридах в Кордове в 1770 году он выпускает его второй шпагой. Пепе-Ильо в то время только-только исполнилось шестнадцать. Четыре года спустя он венчается в соборной церкви Спасителя с Марией Саладо. Очень скоро слава его разлетается по всей Андалусии, где его ценят больше, чем Педро Ромеро. В Мадриде же, напротив, все еще остаются верны последнему. Когда Коллегии больниц столицы и двора не удается заполучить в Мадрид на бой быков матадора Ромеро, они с неохотой обращаются к Костильяресу и Пепе-Ильо.

В 1778 году на арене в Кадисе Пепе-Ильо выступает в одной и той же корриде с Педро Ромеро. Педро Ромеро, человек геркулесова сложения, спокойный и совершенно чуждый зависти, во время передышки говорит Пепе-Ильо: «Приятель, если бог и недодал вам силы, то с лихвой вознаградил артистизмом». Пепе-Ильо, перед тем как убить быка приемом волапье, изобретенным Костильяресом, раздразнивает быка не плащом, а широкополой шляпой. Педро Ромеро в ответ идет навстречу своему быку с головным гребнем в руке. В том же самом году они еще раз состязаются на арене Королевского общества в Севилье и там Пепе-Ильо впервые — впоследствии это случится еще двадцать четыре раза — оказывается поднятым быком на рога. Педро Ромеро, которого быки не ранили ни разу, отвлекает быка плащом и рискует жизнью, спасая товарища. Тогда и зарождается глубокая дружба между соперниками, о чем рассказывал сам Ромеро.

В 1784 году Пепе-Ильо выступает единственной шпагой в Бургосе на корриде, устроенной в честь графа Артуа. По свидетельству документа, хранящегося в коллекции Ортиса Каньявате и упоминаемого Хосе Мариа Коссио, Пепе-Ильо выказал необыкновенное мужество и искусство и «убил нескольких быков, держа в левой руке вместо мулеты часы». В 1789 году в Мадриде на корридах по случаю коронации Карлоса IV Педро Ромеро и Пепе-Ильо снова выступают вместе. Армона, коррехидор столицы и двора, бросает жребий, кому из них выступать первым, и выпадает — Педро Ромеро. Коррехидор в нерешительности спрашивает его: «Сеньор Ромеро, поскольку по жребию вы первый, берете ли вы на себя обязательство работать с кастильскими быками?» Тот совершенно невозмутимо отвечает: «Если эти быки выгуливались в поле, я беру такое обязательство, однако ваша милость должна сказать мне, чем вызван ваш вопрос». Коррехидор пожимает плечами, а Пепе-Ильо, мертвенно-бледный, молча слушает их разговор. И тогда коррехидор зачитывает письмо Хосе Дельгадо Герры, Пепе-Ильо, в котором он оговаривает особое условие: встречаться только с быками, выращенными в Андалусии и Эстремадуре, потому что кастильские считаются трудными, неповоротливыми и разящими.

Матадоры проводят полную корриду, утром и во второй половине дня. Педро Ромеро убивает кастильских быков, а Пепе-Ильо, согласно договоренности, андалусских. Последним быком, приходящимся на долю Хосе Дельгадо, оказывается бык из Кастилии (неизвестно, подшутил или ошибся отбиравший быков дядюшка Гальон, который терпеть не мог Пепе-Ильо). По словам Педро Ромеро, увидев тавро, Пепе-Ильо расстроился и провел бой тускло и без вдохновения, что удивило и раздражило публику. Подали сигнал убивать, и упрямый бык, которого до тех пор словно бы тянуло к тому краю арены, где торговали съестным, упирается задом в загородку, и Пепе-Ильо никак не удается ни раздразнить его, ни достать там. «Постойте, приятель, сейчас мы его вытащим оттуда», — говорит Педро Ромеро. Пепе-Ильо смотрит на него пристально и, ни слова не говоря, идет прямо на быка. Его соперник отходит в сторону, но готовится отвлечь быка плащом, потому что предвидит: сейчас бык ударит матадора рогом. И в следующий миг бык бросается и опрокидывает замешкавшегося Пепе-Ильо. Педро Ромеро берет на руки заливающегося кровью, оглушенного Пепе-Ильо и делает высокомерный и циничный жест, достойный прототипа какого-нибудь валье-инклановского персонажа: идет к ложе герцогини Осуны и кладет залитого кровью Пепе-Ильо к ее ногам. А потом останавливает быка в надлежащей позе и одним ударом приканчивает его.