Карлос Рохас - Долина павших

— Давай уедем из этой страны, — медленно проговорила Марина. — Уедем вместе, завтра же, если хочешь. В конце концов, это не наша земля. Ты, по сути, итальянец, а я и вовсе никогда не знала, кто я такая.

— Этого никто не знает. Помнишь, Р. сказал это в день, когда мы познакомились. Но это неверно. Гойя прекрасно знал, хотя на то, чтобы дознаться, у него ушла почти целая жизнь. А остальные, все мы, проходим по миру, не разглядев себя как следует среди теней и даже не поняв до конца, зачем родились на свет. Как бы то ни было, я не могу оставить нашу иберийскую арену, пока не закончу книгу и не пойму, каково назначение быка в этом игрище.

— Быка? Какого быка ты имеешь в виду — того, что нарисовал Гойя, Бородача или Танцора, разворотившего череп Гранеро?

— Возможно, все они — один и тот же бык. Бык как символ смерти, с присущим ей сокрушительным нападением и разгромом. Всем известно, что Пепе-Ильо сам выбирает Бородача для корриды, на которой становится жертвой быка. С другой стороны, и бык приносится в жертву безвестному или забытому богу, и кровавое жертвоприношение происходит в присутствии свидетеля — народа. Только разум позволяет свершить заклание и одержать победу в этой страшной игре, где на карту ставится человеческое достоинство и сама жизнь. Знаешь, что однажды сказал матадор Эспартеро во время корриды своему помощнику?

— Откуда мне знать, я не хожу на бои быков!

— Бандерильеро нервничал и немного суетился. Эспартеро отпустил пару нетерпеливых фраз, указывая, как надо вонзать бандерильи. «Если сделаю, как ты велишь, бык поднимет меня на рога». Эспартеро поглядел на него удивленно и пожал плечами «Ну и что?» Мне кажется, его логика полностью соответствует некоему ритуалу, тайны которого нам неведомы. На этом заклании бык может быть одновременно жертвой и жрецом. И кроме того, он — одно из тех животных, с которым человек подсознательно, загадочным образом отождествляет себя. Со средних веков и до XVIII века в день святого Марка изображение быка выносили во время богослужений и на церковные шествия. Когда Фердинанд-Католик женится на Жермен де Фоиш, он велит на свадебном пиру подать ему бычьи яйца, дабы увеличить собственную мужскую потенцию. С другой стороны, наш вклад в естественные науки в этом смысле сводится к тому, что мы испытали мощь и силу быка, доказав его превосходство над остальными дикими животными.

И Сандро заговорил о боях, которые в годы Реставрации устраивались во славу толпы между боевыми быками и хищными зверями. В 1894 году в Мадриде бык Путник выпускается против льва Рекадё, битва происходит в закрытой железной клетке пятидесятиметрового диаметра. Царь зверей, получив первые же удары, пугается, и Путник догоняет его, опрокидывает и бьет рогами в свое удовольствие. Лев умирает от ран на следующий день. Три или четыре года спустя на арену для боя быков в Мадриде снова выпускают в одну клетку черно-бурого быка и бенгальского тигра. Тигр, увидя своего врага со спины, бросается на него и впивается зубами ему в загривок. Ленивец, так зовут быка, стряхивает противника со спины и прошивает насквозь рогами. Тигр выворачивается и впивается быку в подбородок; но Ленивец припирает его к прутьям решетки и бьет рогами до тех пор, пока тот не падает как мертвый. Публика негодует, решив, что слишком скоро завершилось такое необычайное и захватывающее зрелище. Помощники пикадора сквозь прутья палками раззадоривают тигра, науськивают на быка. Едва тигр двинулся, как Ленивец снова нападает на него. Тигр, чье имя несправедливо забыто историей, вонзает клыки в бычий нос, а бык приканчивает его бешеными ударами о прутья клетки. Толпа ревет, в патриотическом восторге славит испанского быка, над площадью несутся звуки «Кадисского марша». Истекшего кровью тигра уволакивают с арены.

На следующий год, как всегда, при дворе устраивается новая дуэль: между быком Сомбрерито и слоном Нероном. Слона приковывают цепью к столбу, установленному в самом центре арены, но он разрывает цепи; ужас охватывает трибуны. Его снова привязывают, и Сомбрерито пару раз атакует его, но толстокожий гигант не обращает на него особого внимания. Тогда бык отказывается от своих намерении, и толпа, недовольная обоими, негодует, швыряет в них апельсинами, которые слон преспокойно уплетает. Сомбрерито уводят и выпускают другого смертоносного быка из того же стада. Этот сразу же нападает на Нерона, обращает его в позорное бегство, опрокидывает и бьет рогами в живот и в голову. Чернь распаляется и устраивает овацию в честь быка и в честь родины. И снова звучат первые такты «Кадисского марша».

Другие, не менее замечательные празднества — и всегда с боевыми состязаниями зверей — устраивались в годы Реставрации. Годы, которые все еще полощутся в водах недавней истории, как икебана в унитазе, годы, когда король, умирая, говорит королеве: «Кристиночка, береги свое женское сокровище и себя самое от всех, начиная Кановасом и кончая Сагастой, начиная Сагастой и кончая Кановасом»; а сам Кановас в это время шлифует первую статью Конституции: «Испанцы — те, кто не может быть никем другим»; а французы — это испанцы с деньгами; а поцеловать мужчину без усов — все равно что выпить яйцо без соли; а «Эти буржуи зело эгоисты, и презирают они все народы, с ними покончат социалисты, с кличем священным: мы — за Свободу!»; а Герра заявляет, что он больше не выступает на корридах в Мадриде, даже в пользу Пресвятой девы Марии; а Эспартеро утверждает, что «голод бодает злее рогов», пока в Мадриде его не приканчивает бык Мот, тот самый «предательский бычок», чей дух пытался вызвать на спиритическом сеансе Фернандо Вильалон двадцать пять лет спустя. Это в ту пору на арене для боя быков, обагренной кровью всех сколько-нибудь стоящих бойцов, круторогий бык желто-белой масти, как полагают, сын того самого Мота, бьется со львицами Сабиной и Немеей. Бык тотчас же обращает их в бегство и до такой степени запугивает, что львиц никак не удается заставить сражаться дальше — даже горящие бандерильи не помогают. Состязания хищников начинают принимать изощренный и вычурный характер, становясь похожими на иезуитскую архитектуру в период ее ослепительного заката. Быка Грязномордого запирают в клетку с медведицей, пантерой и львицей. Честно сражается одна только медведица, а львица и пантера, сильно пострадав от бычьих рогов, в страхе бегут. Растроганные и восхищенные трибуны, стоя, бешено аплодируют победителю.

В Сан-Себастьяне по случаю наступления нового столетия с некоторым запозданием устраиваются празднества. Бык Угрюмец меряется силой с тигром, о чьей свирепости кричат расклеенные по городу афиши. Однако при первых же наскоках быка тигр пугается как заяц и уклоняется от боя, стараясь не попасть на рога. Угрюмец опрокидывает тигра, поддевает рогами и швыряет о прутья решетки с такой силой, что несколько прутьев прогибаются. Самодеятельные кузнецы тут же выправляют их молотками, однако председательствующий велит отложить состязание, возможно, насытившись зрелищем или предвидя неизбежную беду. Но почтенная публика выходит из себя, топочет ногами, вопит и требует продолжать бой, пока тигр не упадет замертво. Председательствующий уступает и велит шипами, палками и огненными бандерильями заставить тигра принять бой, а тот, задыхаясь и дрожа, в ужасе жмется к прутьям клетки. Бандерильи разъяряют Упрямца, чего горе-стратеги не предвидели, и бык бросается на своего насмерть запуганного противника, разбивает решетку, и оба они оказываются на свободной арене. Зрители, дико вопя и топча друг друга, в ужасе бросаются к выходу. Пока люди давятся в воротах, специальные стрелки-полицейские пытаются пристрелить вырвавшихся из клетки зверей. Неизвестно, кто отдал приказ стрелять, и наверняка этого так никогда и не узнают, но зрители, у которых с собою оказывается оружие, тоже начинают палить со своих мест. Пули отскакивают от цементных ступенек, и ужас, объявший благородную толпу, еще больше возрастает. В результате оказывается один убитый и почти сотня раненых при стрельбе или изувеченных в давке. Что стало с быком и с тигром — история умалчивает.