Александр Быков - Секретная должность агента Рейли

Френсис задумался, Радеку показалось, что его красноречие произвело необходимый эффект.

— Я должен покинуть Вас, господа, — вдруг сказал дуайен дипкорпуса и вышел за дверь.

— Сейчас он передаст всё это своим, они прячутся в соседнем кабинете, я видел, — сказал Радеку Рэнсом.

— Они согласятся, аргументы слишком серьезны, обратно мы поедем с полным составом дипломатов.

Потянулись минуты ожидания, которые оба переговорщика коротали за просмотром книжных богатств.

— Неужели все эти книги, русскую классику в частности, они таскают с собой?

— Не думаю, скорее всего, это было здесь еще до американцев. Кажется, в этом доме был клуб, и при нем публичная библиотека, фонды который мы и лицезреем в данное время.

— Тогда все ясно, — ответил Радек.

Через полчаса Френсис вернулся. Переговорщики не узнали американского посла. Он уже не выглядел озабоченным и осторожным. Он был весел и задирист. Все аргументы Радека он отверг с легкостью, заявив, что в Вологде посольствам ничего не угрожает, у них отличные отношения с гражданами и местной властью, комфортное проживание, и ничего менять в своем положении послы не намерены.

Радек был в бешенстве. Он вскакивал, передвигался по комнате, хватался за револьвер, висящий у него на боку, пытался уговаривать, кричал, угрожал — всё было бесполезно. На этом и расстались.

В тот же вечер представитель наркомата отправил Чичерину телеграмму, в которой объяснил ситуацию. Досталось всем, особенно Френсису, говоря о котором Радек не пожалел своего злого язычка. Американский посол был и «половой тряпкой французской кухарки», «напыщенным ничтожеством» и «старым дураком». Нуланса он назвал «чванливым французским гусаком, разжиревшим на жёлудях».

На следующий день лояльно настроенный к союзникам телеграфист Комаровский передал текст переговоров Радека с Чичериным французам. Де Робиен, как обычно отправлял с телеграфа донесения, и телеграфист между делом сунул в бумаги секретаря посольства листок с текстом большевистских переговоров.

Робиен нашел его по возвращению в посольство, прочел, перевел и немедленно передал Нулансу. Тот в свою очередь послал текст американцу Френсису.

Оба посла негодовали!

— А! Жалкий маленький еврей! — кричал Френсис. — Если он снова явится ко мне с револьвером на портупее, я достану из ящика стола свой, положу на стол и скажу ему: Вот теперь поговорим.

— Да что с ним церемонитесь, — вступил в разговор бразилец Вианна Кельш, — типичный клерк, конторская крыса с пистолетом, наглый ушастый очкарик. Мы таких в гимназии били.

— Смею Вам заметить, эта, как Вы изволили выразиться, крыса, — заведующий отделом стран Европы в большевистском министерстве иностранных дел, по должности он выше всех нас. Давайте сдерживать себя и не опускаться до его уровня, — остудил присутствующих посланник Италии маркиз де ла Торетта.

«Постарайтесь представить Радека, — телеграфировал в Париж Нуланс, — он короткий и толстый, угрюмый вид, дерзкий взгляд бегающих глаз. Носит тужурку, перетянутую вокруг туловища портупеей, на которой прицеплен огромный револьвер. Вести переговоры с такой личностью чрезвычайно трудно. Он не слышит аргументов другой стороны и все время угрожает».

Ругательства не коснулись только Линдлея. Рэнсом шепнул британскому поверенному в делах, что с ним хотят переговорить приватно.

Эта встреча состоялась 16 июля в здании британского вице-консульства.

Радек пришел в дом в благодушном настроении. Он был уверен, что Линдлей, у которого есть предписание ехать в Москву, последует за ним. Поверенный в делах Великобритании просил устроить дела некоторых англичан, задержанных в России, говорил о гарантиях для экономической миссии Кларка, которая послана в Москву для заключения коммерческого договора. Радек обещал англичанам выгодные концессии.

— Мы ждем этих людей, они должны заменить десяток различных миссий, никого не представляющих. Мы хотим иметь дело только с полномочными представителями Великобритании.

«Это камень в огород Локкарта». — подумал Линдлей.

«Главное, сейчас их выманить из Вологды, а там посмотрим», — показывал взглядом своему визави Рэнсом.

Консул Бо несколько раз нарушал идиллическую беседу громкими звуками и демонстративным покашливанием.

— Он мог бы вести себя более почтительно, — шепнул Линдлею Рэнсом.

Под конец беседы горничная Калисфена в праздничном наряде, румяная от волнения, вынесла чай.

— Вот и отлично, — потер руки Радек, — чай никогда не помешает, но замечу, всякое расширение Мурманского предприятия неминуемо заставить нас прервать чаепитие с союзниками и взяться за оружие.

— Разумеется, мы это понимаем, — расплылся в улыбке Линдлей.

Они расстались, любезно раскланявшись и наговорив друг другу немало комплиментов.

— Надеяться не на что, — сказал Радек по дороге в гостиницу, — они вряд ли поедут.

В ресторане «Золотого Якоря» компания устроила пиршество, приказав поджарить глазунью из тридцати яиц. Потом Радек вслух читал донесения послов о переговорах, отправленные с вологодского телеграфа и перехваченные властью.

— Ах так! — негодовал он, — Они еще имеют наглость меня обсуждать! Не хотят ехать, пусть остаются, будут посмешищем перед всем миром, уж я это им обещаю. Надо сделать так, — внушал он Элиаве, который присутствовал на ужине, — чтобы всем им сделалось жарко, надо выкурить их из Вологды, как пчел из улья. Для этого я уполномочиваю Вас, товарищ Элиава, на самые решительные меры.

Это был ультиматум. 17 июля Радек и Рэнсом уехали из Вологды. По дороге представитель Наркоминдела послал дипломатам издевательские телеграммы о том, «что в скором будущем будет рад приветствовать дипломатический корпус в Москве».

Чтобы как-то подсластить пилюлю, Линдлей отправил вместе с ним сотрудников экономической миссии Кларка, в провале которой он был убежден с самого начала. Но только подвергнув уважаемых коммерсантов риску, можно было доказать упрямому премьеру Соединенного королевства, что его идея была неверна еще на стадии разработки.

Проводив Кларка, Линдлей загрустил. Судьба членов миссии теперь целиком зависела от большевиков, в логово которых он отправил их одних. Нет. Он не побоялся бы тоже ехать в Москву, но выступить второй раз против общего мнения глав посольств и миссий стран Антанты он попросту не мог. Оставалось надеяться на удачу.

Сразу же после отъезда представителя наркомата иностранных дел в посольствах стали испытывать неожиданные трудности.

Утром 18 июля секретарь Норман Армор не смог пройти в здание американского посольства на улице Дворянской. У входа стоял красноармеец и требовал какой-то пропуск от местного совета.