Ирина Измайлова - Собор. Роман о петербургском зодчем [litres]

– Нет!

Вслед за тем она круто повернулась, кинулась к воротам сада и в следующее мгновение выбежала на набережную канала.

– Элиза Эмильевна, стойте! Не пешком же! Я карету найду сейчас! – бросаясь за нею, закричал Алексей.

Но его задержала дочь, которую он несколько мгновений не мог подхватить на руки, девочка дергала его за пальто и пыталась что-то у него спросить.

А в эти самые мгновения Элиза уже оказалась возле ограды набережной, где полминуты назад юный драгунский офицер осадил своего коня и сошел с седла, чтобы поговорить с остановившим его полным господином. Растолкав их обоих в разные стороны, мадам де Монферран вырвала из рук ошеломленного юноши поводья, поставила левую ногу в стремя и легко, одним движением вскочила в седло. Она села в него по-мужски, верхом, как садилась в цирке. Ее кринолин встал дыбом на крупе коня. Прежде чем кто-нибудь успел что-то понять и даже просто толком рассмотреть, драгунский конь с места рванулся в галоп и понесся к Марсову полю и через поле наискосок в направлении Невского проспекта.

– Что это значит?! – завопил офицерик, когда пыль, взвившаяся возле него, стала уже оседать. – Кто это такая?! Мой конь! Она сошла сума!

– Бес-баба! – восхищенно возопил некий молодой кучер, с трудом успевший осадить свою лошадь перед промчавшейся мимо всадницей. – Ух, бес-баба!

– Милый! – тотчас подскочил к нему Алексей, прижимая к себе хнычущую дочку. – На Исаакиевскую площадь свези нас поскорее! Весь кошелек отдам!

Тем временем Элиза уже неслась на всем скаку по Невскому проспекту, уже доскакала до Малой Морской, повернула, обогнула Лобановский дворец, и перед нею, одетый в леса, огромный и грозный, вырос собор. До сих пор в ее сознании не было ни одной отчетливой мысли, но при виде собора она вдруг подумала, вернее, с невероятной ясностью вспомнила, что в одной из галерей его гигантского фундамента есть склеп, который Анри тщеславно и просто приготовил для себя…

Два года назад он составил завещание и в нем, подобно многим европейским архитекторам, просил, чтобы после смерти его не разлучали с собором.

Конь подлетел уже к западным воротам изгороди, и тогда Элиза увидела, что ворота закрыты, и сообразила, что их закрыли за ненадобностью уже месяц назад, чтобы меньше было соблазна посторонним проникать на строительство. Надо было развернуться и обогнуть собор с юга, но она не могла потерять еще одну лишнюю минуту. Конь, послушный ее посылу, взлетел в воздух и перемахнул полуторасаженную изгородь.

– Батюшки-светы! – возопил кто-то, шарахаясь от всадницы.

Оглянувшись, разом охватив взглядом всю западную часть площадки, Элиза сразу увидела сгрудившуюся возле западного угла, на стилобате и на ступенях толпу рабочих. Она поскакала туда и взлетела по ступеням, уже осмысляя случившееся, уже видя растерянность и ужас рабочих, а затем, с высоты седла – свободное пространство среди них, разостланный брезент и на нем – тело своего мужа, раскинутые руки, окровавленную голову.

– Анри!!! – звонко, по-девичьи закричала Элиза.

За несколько минут до этого раненый очнулся, но, открыв глаза, мутным взглядом обводил лица рабочих, ничего еще не понимая…

Он увидел Элизу в то мгновение, когда она, осадив коня возле самой толпы, сразу перед ней расступившейся, спрыгнула с седла. Ворох юбок взлетел вверх, ноги открылись почти до колен, с головы упала голубая с белой вуалью шляпа, и черные волосы лохматым узлом свалились на ее плечи. На миг сквозь боль и жгучий туман Огюст увидел девочку из захолустного итальянского городка, маленькую француженку Лизетту Боннер, которая прискакала верхом, чтобы найти и спасти своего Анри…

В следующий миг он вспомнил все, что произошло…

– Жив, жив, я это знала! – закричала Элиза точно те же слова, что тогда, тридцать один год назад, и точно, как тогда, заплакала, опускаясь на колени возле мужа.

– Слава те, Господи! – завопили с разных сторон рабочие, видя, что главный архитектор оживает на глазах.

– Лиз, не плачь, все хорошо! – уговаривал Огюст жену, привставая на локте и пытаясь обнять ее и привлечь к себе. – Ну ничего же не случилось… Ну доски упали. У нас это бывает, я же тебе говорил… Ну полно, не надо… ну так нельзя…

– Милый, милый, милый! – твердила Элиза и, никого вокруг не видя, целовала его глаза, щеки, окровавленный лоб.

– Больно, да, больно? – всхлипывая, спрашивала она.

– Нет, уже нет.

И он, внезапно вспомнив пережитый ужас и испытав невероятное облегчение, прижался головой к ее плечу.

Спешно вызванный лекарь уже заканчивал перевязку раненого, когда прибежали Алексей с Еленой.

– Коляска ждет у ворот, – сказал Алексей. – Кучер обещал, что подождет. Надо домой ехать.

– Да, да, да, – прошептала Элиза, все еще стоя на коленях, не замечая своего измятого кринолина, который парусом стоял за ее спиной. – Да, мы поедем.

– Мы сейчас все сделаем! – воскликнул один из рабочих. – Вы лежите спокойно, Август Августович, мы вас так на брезенте и снесем в коляску.

– Нет, – твердо проговорил Монферран и взглядом обежал смятенные лица обступивших его людей. – Вы что же тут, господа, топчетесь, будто Бог знает что случилось? Каждый день это бывает, увы… Алеша, Джованни, дайте-ка мне руки.

– Но вам вставать нельзя, ни в коем случае! – возмутился лекарь.

– Я сам знаю, что мне можно, чего нельзя!

Повинуясь его не знающему возражений взгляду, Карлони и Алексей подхватили его под руки и помогли подняться. Поднявшись, он побледнел, но, морщаясь, подавил приступ дурноты.

– Кто был наверху, когда оборвались канаты? – спросил он.

По толпе пробежал испуганный шепоток, рабочие затоптались и заежились. Надвигалась буря.

– Я вас спрашиваю, кажется, – спокойно повторил главный. От толпы отделились человек двадцать рабочих и неуверенно шагнули вперед.

– И я еще, – сказал стоявший рядом с Монферраном Салин.

– Господа, благодарю вас, вы спасли мне жизнь, – сказал Огюст твердо. – Я видел ваши действия, вы очень рисковали и все сделали очень верно. Спасибо вам всем. Я поговорю с Комиссией о вознаграждении вам за вашу смелость.

– Какое там! – наперебой загалдели рабочие. – Обошлось, и ладно! Не в деньгах счастье!

– Анри, родной мой, едем домой! – уговаривала мужа Элиза.

– Подожди еще немного, – ласково возразил он и опять возвысил голос: – А теперь, где Пуатье?

– Я здесь, мсье! – Молодой человек вынырнул из толпы. – Я…

Огюст повернулся к нему, и он сразу умолк.

– Я вас просил вчера проверить верхние кабестаны? – тихо спросил главный.

– Да. И я проверил, – дрогнувшим голосом ответил Пуатье.