Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

Хасинто будто чем-то тяжелым ударили. Колени задрожали, голова закружилась, левое веко задергалось.

— Что?.. Диего?.. — Вот и ослабла боль в руке. Но какой ценой?! Да лучше бы он катался по земле, вопил и плакал! — Что с ним?.. Где он?! Где Диего?!

— Где-то… — протянул Гонсало. — Как и многие. Где-то здесь, на поле. Сарацинский дьявол пробил его кольчугу, проткнул живот, Диего с лошади упал. Тогда я и видел его в последний раз.

Нет… Только не это. Друг погиб… Почему?! Ну почему Господь это допустил?! Не слишком ли многих он забрал к себе за неполные два года? Отец, Марита, теперь Диего… Нельзя роптать, но удержаться невозможно.

— Я тоже упал с Валеросо… Но я же не умер…

— Ну так и живот вам не проткнули. Вам повезло. Диего повезло меньше.

Хасинто и сам все понимал, но так и подмывало воскликнуть: а вдруг он всего лишь ранен?! Не хотелось прислушиваться к жестокому разуму, говорящему: после такой раны не только не выживают — от нее умирают долго и в страданиях.

— Почему… Ну почему такое случилось?!

— Всевышний его знает… — Гонсало пожал плечами. — Да, Диего жаль, но главное, что дон Иньиго жив. — Он огляделся и спросил: — Раз уж вы ранены, то, может, постоите пока здесь, присмотрите за Милитанто? А я пойду, узнаю у сеньора, какая помощь нужна.

В груди загорелась злость. Миг — и стала такой жгучей, что, казалось, сожжет самого Хасинто.

— Я не собираюсь тут стоять, — процедил он. — Сами следите за своим Милитанто. А мне нужно Диего найти. Но вам не понять. Вы… — он запнулся и с презрением бросил: — Вы другой!

Гонсало отпрянул, вскинул брови вроде как в удивлении, а шрам на его лице покраснел и изогнулся. Словно полураздавленный дождевой червь! Хасинто не стал дожидаться, пока этот простолюдин, этот кабальеро-виллано опомнится и что-то ответит — сразу бросился прочь.

Позже, когда метался по полю, разыскивая друга, из глубин души с робким укором выглянула совесть. Она говорила: ты нагрубил своему спасителю и едва не оскорбил его. Разве на языке не вертелось уничижительное «виллан»?

Совесть, правда, быстро спряталась, обожженная гневом. Гонсало сам виноват! Эти его слова: Диего жаль, но главное, что дон Иньиго жив! Разве можно такое говорить? Да, благо, что с сеньором все хорошо, но это прозвучало как: жаль, что де Лара копье сломал, зато сам цел.

В нос били запахи крови, железа и размазанной по земле травы, солнце слепило глаза и освещало изломанные трупы. Столько мертвых! С посиневшими лицами, с раздавленными руками и ногами, с рассеченными головами. Многие кони бродили без всадников… Интересно, где Валеросо, жив ли? Он выяснит это позже. Сейчас важнее найти Диего. Вообще-то он должен быть недалеко, ведь они сражались в одном отряде. Хасинто всматривался в каждого лежащего воина, будь то убитый или раненый. Со всех сторон на кастильском и сарацинском доносились стоны и крики, проклятия и молитвы.

— Скажи матушке, что я…

— Йашраб… [22] Йашраб — транскрипция арабского «пить»

— Добей меня… амиго… прошу…

— Верую в Бога единого, отца всемогущего…

— Чинто…

Ему послышалось?

— Чинто! Хотя бы вы целы, слава Создателю!

Теперь он узнал голос де Лары и обернулся. В нескольких шагах прямо на земле сидел сеньор. Простоволосый. Шлем и подшлемник валялись рядом, рука лежала на голове Диего. Кудри друга теперь лишь слегка вились и, влажные, липли к шее, щекам, лбу и подбородку… Будто склизкие водоросли, запутавшись в которых Хасинто однажды едва не утонул.

Дон Иньиго осторожно, прядь за прядью, убирал их с вспотевшего лица юноши. На губах Диего пузырилась кровавая пена, из горла вырывался свист. Из-под разодранной кольчуги виднелась ярко-алая расщелина, и ее никто не пытался перевязать, не пытался остановить кровь. Не было смысла. Это лишь отсрочило бы гибель и сделало еще мучительнее.

Страшнее всего оказалось видеть широко распахнутые глаза, в которых страдание сплавлялось с… удивлением? Словно он не верил, что умирает. Хасинто тоже не верил, не хотел верить!

Диего! Пожалуйста! Выживи!

Шагнув к другу, он рухнул на колени и вскричал:

— Диего!

— Тише, — прошептал де Лара и повторил: — Тише. Не мучай его.

Хасинто отвел взгляд. Слишком невыносимо смотреть и — молчать. В двух шагах, склонив головы, стояли вассалы идальго Маркеса. А им-то каково сознавать, что не уберегли единственного сына своего сеньора?

Де Лара выпрямил спину и повернулся направо. Почувствовав его движение, Хасинто посмотрел туда же, куда он. Приближался незнакомый падре в сопровождении Гонсало.

— Наконец-то. Я боялся, он не успеет… — пробормотал сеньор и обратился к святому отцу: — Это мой эскудеро. Отпустите ему грехи, прошу…

Падре едва заметно кивнул и сел по другую сторону от Диего. Одной рукой сжал его руку, а пальцем другой начертал крест на лбу.

— Отпускаю тебе грехи, сын мой. Покойся с миром, — он что-то неразборчиво забормотал на латыни, потом отчетливее произнес: — In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen. [23] In nomine Patris, et Filii et Spiritus Sancti. Amen. (лат.) — Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь

В душе Хасинто стремительно образовывалась пустота. Диего был единственным другом во владениях де Лары, единственным, кто стал близок. Но скоро он уйдет. И никто не облегчит его муки. Если бы умирала лошадь, сеньор избавил бы ее от страданий, добив. Но человека нельзя. Остается смотреть, как он скребет пальцами землю, морщит лицо, шевелит окровавленными губами, пытаясь что-то сказать. А слышны только клокотание воздуха в горле и хрипы, хрипы… Пройдя через муки, Диего очистится, ему будет уготовано место в Царствии небесном, но как же больно все это видеть тем, кто пока на земле!

Падре читал молитву:

— Credo in unum Deum, patrem omni potentem… [24] Symbolum Nicaenum (лат.) — цитата из Никейского символа веры: «Верую в Бога единого, Отца всемогущего…»

Хасинто плакал.

Диего тяжело и часто дышал.

Потом враз затих. Грудь больше не вздымалась, тело обмякло. Но морщинка на лбу не разгладилась, и глаза остались открытыми. Только теперь в них не было ничего. Ни-че-го. Смерть унесла душу.

Падре провел ладонью по его векам, закрывая.

— Pax tecum… [25] Pax tecum (лат.) — Мир с тобой

— Амиго… — прошептал Хасинто.

Сеньор сжал его правое плечо. Тут и вспомнилось, что оно больное. Хасинто шумно втянул воздух и не удержался от стона. Де Лара тут же отдернул руку.

— Вы ранены? — спросил он, внимательно его оглядывая.

— Пустяки…

По сравнению со смертью Диего все пустяки!

— Попрощайтесь с другом, — сказал дон Иньиго. — А потом… Впрочем, вы сейчас мало чем поможете. Рука у вас… хорошего мало. — Он сокрушенно покачал головой. — Отдохни пока, а позже лекарь тобой займется.