Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Директор Нёшато положил руку в перчатке на плечо Барраса.

— Нас призывают, директор, — позвал он Барраса и вместе с ним направился к сцене.

— Я даже и не знала, что вы вернулись! — воскликнула Тереза, обнимая меня.

Я взяла ее за руку, отчего-то задыхаясь. Я так была рада этой встрече!

Тереза, слегка отстранившись, стала меня рассматривать.

— И как вы себя чувствуете?

— Все будет хорошо, так я полагаю. Главное, что я встала на ноги и могу передвигаться.

— Что вы думаете обо всем этом? — спросила Тереза, прежде чем я успела сказать ей о Лизетт. — Все сходят с ума по вашему мужу. Может быть, он не ошибся и вы действительно приносите ему удачу?

Я отвернулась. Лгать Терезе я не могла, но, по счастью, подошла няня с Термидор. Ребенок засунул большой палец в рот, глазки полусонно закрывались.

— Малышка хочет спать, — заметила Тереза.

— Я не малышка, — сказала Термидор, вынув изо рта палец. — Мне…

— Знаю: три года. — Я взяла ее на руки. — Боже мой, да ты уже совсем большая девочка!

Я прижала ее шелковистую щеку к своей. Запах душистого мыла.

— Из тебя получится замечательная бабушка, — улыбнулась Тереза.

Она не сказала «замечательная мать».

19 сентября

Бессонная ночь. Вот уже год прошел со смерти Лазара, а я до сих пор часто о нем думаю. Я не приношу удачу. Все мужчины, кого я любила, умерли в бесчестье. Мне становится жутко при мысли, что может статься с Бонапартом и Эженом. Я уже оплакала слишком многих любимых. Молю своих ангелов-хранителей: летите, летите! Летите к ним. Оберегайте их.

21 сентября

Ах, мои милые Глории…

— Дорогая, такое облегчение видеть вас! Что вы сделали со своими волосами?

— Мне нравится это платье. Повернитесь, дайте посмотреть.

— О, другое дело! Мне нравится этот шарф через плечо.

— Весь Париж поет хвалы вашему мужу.

— Мой повар зовет его Французским Цезарем.

— Да здравствует Цезарь! — Фортюне Гамелен была в голубом парике. Перекрасила один из светлых париков Терезы. — Бог мой, отличное шампанское! — воскликнула Фортюне, поводя плечами, чтобы опустился лиф платья. — Прикажите девушке принести еще несколько бутылок, Жозефина. Вот видите? Я помню.

— Гражданка Мармонт сказала, что вы с ней едете в Египет, что генерал пришлет с Мальты за вами «Ла-Пумон». Это правда?

— Так романтично! Хотелось бы мне, чтобы за мной тоже прислали корабль.

— Но достаточно ли вы здоровы для путешествий, дорогая? Я заметила, вы немного прихрамываете.

— Мы читали все о вашем лечении в медицинских журналах — такой ужас!

— Просто чудо, что вы выжили после такого лечения!

— И все эти клизмы… боже мой!

Из-за ярких шелковых цветов на чепце мадам де Крени казалась ниже ростом.

— Это единственное, что я не могу выносить.

— Клизмы? Некоторые женщины их любят, — захихикала Минерва.

— А некоторые мужчины любят их ставить.

— Ей-богу! — захохотала Фортюне Гамелен.

— Это правда. Мадам Мерсье постоянно жалуется, что ее муж слишком охотно ее лечит.

— Ах он, негодник!

— Не то чтобы я хотела сменить тему разговора, Жозефина, но правда ли, что ваша золовка со своим мужем купили большой дом на углу улицы Мон-Блан?

— Леклеры? — Кивнув, я выложила на стол очередную карту. По возвращении из Милана Паулина и Виктор купили (говорят, за наличные!) дом через три от нашего. Всякий раз, как я прохожу мимо него, вижу в окне лицо Паулины. За глаза зову ее моей личной шпионкой.

— По-моему, хорошо, когда родственники живут рядом, — сказала мадам де Крени. Мы с Терезой переглянулись.

— Не всегда, — призналась я.

— Вот как? — Все выжидающе на меня уставились.

— Вы всегда можете нам довериться, — подбодрила меня Минерва, уловив мою нерешительность.

И тут я выложила все: что Жозеф поклялся разрушить мой брак, что мать Бонапарта обзывала меня старухой и того похуже; что Паулина шпионит за мной; что я наконец поняла: для корсиканца жена не значит ничего, в отличие от семьи. Любовь моего мужа ко мне и моим детям вызывает у его родни ревность.

— Бог мой, я слышала о вендеттах, но… я понятия не имела! — болтая ногами, воскликнула мадам де Крени.

— Меня удивляет эта суета вокруг ваших коммерческих дел. Я думала, дядя вашего мужа занимается снабжением армии.

Феш? Я кивнула. Как и Жозеф. И Люсьен.

— А разве Паулина и Виктор Леклерк — нет?

Я закатила глаза. Ну да… и они тоже.

— Это правда, что их отозвали из Милана?

— За набивание карманов, как я слышала.

— Говорят, они купили имение в Италии.

— И присматривают себе недвижимость под Санлисом.

— Я думала, это другой брат ищет дом под Санлисом. Как его зовут? Ах да, Люсьен. Тот молодой, в очках с толстыми стеклами.

— Но разве это не он недавно купил городскую усадьбу на Гран-Рю-Вер? Это на жалованье-то депутата?

Фортюне Гамелен присвистнула:

— Обожаю это шампанское!

— Вы слышали о приключении Фортюне, Жозефина?

— Она прошла по Елисейским полям, обнаженная до талии.

— На спор, — самодовольно улыбнулась Фортюне Гамелен.

— Из-за этого едва не начался бунт.

— До сих пор не понимаю отчего, — закатила глаза Фортюне. — Как будто люди раньше женщин не видели.

— Вы бы видели, что писали газеты!

— Кстати, о газетах. — Минерва положила карты. — Кто-нибудь из вас читал статью в «Ла-Ревелетёр»? О том, что директора уже неделю знают о поражении нашего флота.

— Каком поражении?

— Вот это я и хотела бы узнать.

Все повернулись ко мне, и мои глаза наполнились слезами. Я не хотела бы, чтобы подруги узнали эту новость от меня.

16 ноября

Ходят слухи, что с армией Бонапарта неладно, что она в окружении.

12 декабря

Мой слуга вернулся с рынка в слезах:

— Генерала Бонапарта убили в Каире!

Я тотчас отправилась во дворец к Баррасу. Решила не читать газет, не верить им, но совсем не обращать внимания на такие слухи невозможно — я должна знать, что происходит.

Дорога до дворца отнимает много времени. Кое-где заметны признаки беспорядков, и чем ближе к рынку, тем чаще они попадаются. Несколько раз мою карету узнавали. Один человек снял шляпу, как если бы встретил похоронную процессию. Я сидела, прислонившись к спинке, меня не было видно снаружи.

Что, если Бонапарт действительно убит?

Едва увидев Барраса, я расплакалась, несмотря на присутствие посторонних, — ответ на свой вопрос я прочла у него в глазах. Колени у меня подогнулись.

Как будто издалека я слышала приказания Барраса подать соли и холодные примочки. Он считал мой пульс, приподнимал мне веки.

Я попыталась сесть. Во рту чувствовался вкус желчи. Над собой я увидела круг сочувствующих лиц. Мужских лиц.

— Помогите перенести ее в соседнюю комнату, — услышала я слова Барраса.