Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Поль, вы ведь понимаете, что капитан — всего лишь мой друг?

— Конечно! Разве наш миловидный капитан интересуется женщинами? Но не беспокойтесь о слухах, дорогая, никто ничего не узнает. — Он потер друг о друга большие пальцы и насупился: — Я просто не могу взять в толк, зачем Жюно так огорчать Бонапарта.

— А я, кажется, знаю, — прошептала я, в который раз припомнив слова Лизетт: «Вы еще пожалеете».

24 января

В одиннадцать приехала портниха, ее помощницы внесли образцы тканей, коробки кружев и лент, альбомы с картинками фасонов. Я выбрала одно платье, показавшееся мне красивым.

— Не рекомендую, — сказала Генриетта. — У вашей золовки, мадам Леклерк, очень похожее.

— Паулина Леклерк — ваша клиентка?

— И такая любопытная! На каждой примерке — а они бывают очень часто, мадам заказывает каждую неделю новое платье — она желает узнавать новости о вас.

— Расспрашивает обо мне?

— В самом деле, мадам. Только о вас.

25 января, днем

В три часа приехала модистка. Я показала ей набросок платья, которое я выбрала, и образцы ткани.

— Лола, мы знаем друг друга давным-давно…

— Очень давно, мадам!

— Если я задам тебе вопрос, скажешь ли мне правду?

— Мадам, знай я вас не так хорошо, я бы обиделась! — округлила она глаза.

— Прости, я сама не своя.

Я даже не знала, с чего начать, но не могла не спросить ее.

— Делала ли ты шляпы для мадам Леклерк?

— О да, мадам, она задает моим девушкам немало работы: еженедельно заказывает новую шляпку или даже две, — ответила Лола, держа в руках соломенный манекен головы.

— Мадам Леклерк когда-нибудь… обо мне спрашивала? Мне просто любопытно, только и всего.

— Она действительно любит поболтать.

Лола обернула газ вокруг головы манекена — получился восточный тюрбан.

— Она говорит что-нибудь обо мне? — спросила я, глядя в зеркало и поправляя плюмаж. Шляпа мне не шла.

— Разумеется, я не верю ни слову из того, что она рассказывает. — Лола сняла с меня шляпу. — Если бы мне не надо было обеспечивать работой моих девушек, я бы давно ей отказала в услугах. Она мелочная, вечно опаздывает, постоянно заставляет меня и девушек себя ждать. А у самой три любовника.

— Вот как? — Было общеизвестно, что после назначения Леклерка в Лион Паулина завела интрижки с генералами Моро, Макдональдом и Бёрнонвилем.

— И разве не грех, что лакей достает ее из ванны и переносит на кровать? По мнению мадам Леклерк, в этом нет ничего особенного, потому что он негр и вообще не человек, но, согласитесь, сам факт удивляет. Она позорит имя генерала, да благословит Господь его дела. А что до вас, то она сказала моей девушке Доре, что соблазнила всех ваших любовников, одного за другим, и каждого спрашивала, кто лучше, вы или она, и что было вашим… — Замолчав, она зарделась.

— Продолжай, Лола. Я нахожу это забавным.

— Словом, она выведывала у них ваши интимные секреты, — усмехнулась Лола. Двух передних зубов у нее не хватало. — Знаете, мадам, те самые женские секреты, заставляющие мужчин сходить по вам с ума, когда они разгорячатся… У меня самой есть несколько. Мой Люггер становится сам не свой, когда я… — Я вообразила тот способ, каким Лола сводит с ума своего хромого мужа. — Она говорит, что, по словам ваших любовников, единственная разница между вами — опыт. Но я этому не верю, мадам.

— Пожалуйста, сообщи своим девушкам, Лола, что у меня нет любовников.

Лола воззрилась на меня с недоверием:

— Но, мадам… даже у меня есть любовники!

Без даты

Получила три банковских векселя от «Боден компани», отправила их Баррасу в уплату долга. Остальные долги подождут. Жозеф Бонапарт совсем ничего мне не переводит.

1 февраля

Разлилась Сена. Бедная Тереза! Ее милый домик в грязи по самую талию. Баррас взял к себе Терезу, малышку, няню и одиннадцать слуг. Подозреваю, он быстро отыщет для них кров.

6 февраля

Глории встречаются в новом (и прекрасном!) доме Терезы на улице Бабилон — подарок Барраса. Повосхищавшись убранством и со спорами решив, во что будем играть — в коммерцию, казино или мушку, — обменявшись новостями о наших детях и внуках, любовниках и супругах, принялись сплетничать о клане Бонапартов — в последнее время все только этим и заняты.

— Наконец-то я познакомилась с той, что все время икает, — сказала мадам де Крени.

— С Элизой Бонапарт?

— Она представилась мне как ученая женщина.

— Она здесь, в Париже? — спросила я, бросив карту. — Я думала, они с мужем в Марселе. — Я знала также, что недавно у них умер ребенок.

— Она оставила мужа в Марселе и теперь живет в Париже со своим братом Люсьеном.

— Слышала, она теперь хозяйка салона?

— Я была у нее. Все время лежит на софе, обмахиваясь веером.

Тереза взмахнула шарфом и закатила глаза, изображая надменность.

— Там была Паулина Леклерк. Совсем одна.

— Так ей и надо. Я слышала, что трое ее любовников узнали друг о друге — и дружно решили ее бросить.

Но самая важная новость заключалась в том, что Жозеф недавно купил Мортфонтен, одно из самых величественных поместий в стране.

— Я слышала, он вложил в него миллионы — там озеро, оранжерея, театр…

— Откуда только деньги берет?

— А приданое его жены?

Я пожала плечами, придвигая к себе выигрыш (одиннадцать франков). Это верно: у Жюли было солидное приданое, сто тысяч, но этих денег не хватило бы на покупку и облагораживание такого поместья, как Мортфонтен.

— Каждому джентльмену необходима сельская усадьба. Так Жозеф мне сказал.

— И всем остальным дамам тоже, по-моему, — добавила Минерва, подтолкнув меня локтем.

— Бедная Жозефина! Она единственная из Бонапартов, кто остался без сельской усадьбы!

Я закатила глаза. В самом деле, бедная Жозефина…

— Слышала, вам с Бонапартом предлагали замок в деревне?

Я кивнула:

— Да, предлагали, по дороге в Сен-Жермен. — Признаться, я влюбилась в поместье Мальмезон. — Но мы отказались. А потом Бонапарт отправился в Египет.

Я просила агента разузнать об этом поместье снова.

— Сейчас — самое время покупать.

— Цены уже сильно не понизятся.

8 февраля, Сен-Жермен (маленький, но милый новый домик тетушки Дезире и маркиза)

Сегодня маркизу исполняется восемьдесят пять.

— В любой момент могу умереть, — пробормотал он, попытавшись щелкнуть пальцами. Тетушка Дезире облачила его в синий домашний жакет свободного покроя.

Я натянула на лицо улыбку.

— Вы до ста лет доживете.

— Я был бы готов умереть хоть сейчас, если бы не одна вещь.

Подоткнула одеяло ему под ноги, пододвинула инвалидную коляску поближе к огню. Я знала, о чем он говорит, что это за «одна вещь». Он остановил мою руку.