Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Генералу уже под сорок, он на несколько лет старше меня.

— Вы не обо мне тут говорите? — спросила Гортензия, возникая в дверях.

— Твоя мама рассказывала, какой очаровательной дамой ты стала, — ласково улыбнулся падчерице Бонапарт.

— Да, и это платье тебе очень к лицу, — поддержала я. Действительно, фасон подчеркивал гибкую фигуру дочери. В свете свечей мерцали серебристые нити ткани.

— Это ведь английский муслин, верно? — хмурясь, поинтересовался Бонапарт.

— Что вы, папа! Конечно, нет! — Гортензия сделала изящный пируэт.

— Браво! — воскликнули мы.

— Но с менуэтом у меня не все гладко, — сказала Гортензия. — В первой фигуре, во время перехода, я должна делать темп-де-кюран и сразу деми-жете.

— Вместо па-де-менуэт?

— Только во время первого перехода, мама. Иначе выглядит жеманно, — по крайней мере, так говорит наставница. А этот па-де-менуэт требует двух деми-купе и еще двух па-марше на кончиках пальцев.

— Ба! — восхитился Бонапарт.

— Может, ты нам покажешь? — предложила я.

— Папа, мне будет нужен партнер, — заявила Гортензия, потянув Бонапарта за руку.

— Сыграю вам один из менуэтов Генделя.

Я подсела к фортепиано; Бонапарт с неохотой поднялся, развернул ступни под прямым углом и выставил в сторону руку.

— Итак? — бросил он мне через плечо.

— Первый консул! — прервал нас появившийся на пороге секретарь Бонапарта. — Вас хочет видеть гражданин Кадудаль.

Подбородок Фовеля Бурьенна подрагивал. Он изо всех сил старался не улыбнуться при виде Бонапарта, пытающегося сделать плие. [126] Одна из фигур менуэта. Выше приводятся названия других фигур.

— Лучше бы не заставлять его ждать: бык, а не человек… и плюется повсюду, — понизил голос Фовель.

— Кадудаль, агент роялистов? — с тревогой спросила я. Не хватало здесь лидера фракции бунтовщиков, ставящих целью вновь усадить Бурбонов на королевский трон! Фракции, вознамерившейся свергнуть Бонапарта.

— Что-то он рано! — заторопился Бонапарт, надевая треуголку и направляясь к двери. Определенно, он рад был избавиться от необходимости танцевать менуэт.

В целом спектакль прошел хорошо. Гортензия танцевала великолепно, и мы с Эженом очень гордились ею.

После спектакля Гортензия и Эжен с большой компанией поехали есть мороженое. Я сказалась усталой и вернулась в Тюильри, где застала Бонапарта. Он в ярости ходил туда-сюда перед огнем, пылавшим в камине. Министр иностранных дел сидел перед шторкой камина, взирая на Бонапарта со скучающим выражением лица.

— Мадам Бонапарт, — промурлыкал Талейран, — мне всегда приятно ваше общество, но сегодня — особенно. Первый консул нуждается в вас. Повлияйте на него, успокойте.

— Воздержитесь от насмешек, Талейран! — рявкнул на него Бонапарт. — Это не ваша жизнь под угрозой!

Я положила ладони на плечи мужа (да, чтобы успокоить!) и поцеловала в обе щеки.

— Неудачно поговорили с гражданином Кадудалем?

— При первой же возможности он вздернет меня на виселице.

— Не понимаю, что в этом для вас неожиданного, первый консул? — развел руками Талейран. — Гражданин Кадудаль хочет реставрации Бурбонов, а вы ему препятствуете.

— Французский народ ему препятствует, а не я. Двести лет правления Бурбонов — слишком долгий срок…

Бонапарт бросился в ближайшее к камину кресло и задумался, подперев рукой подбородок.

— Бурбоны похваляются двумя сотнями лет стабильности и покоя… — Продолжая мурлыкать, Талейран плавно сомкнул кисти и переплел пальцы. — Бурбоны создали обитый красным бархатом символ власти в тронном зале и считают, что он принадлежит им. И будут делать все возможное, чтобы вернуть трон себе.

— И Англия сделает все, чтобы помочь Бурбонам.

— Верно.

— Послушать вас, положение безвыходное, — заметила я, поднимая со стула корзинку с рукоделием. — Неужели мир невозможен?

— «Невозможен» — не французское слово, — буркнул Бонапарт.

— Есть просто мир, а есть длительный мир, — философски заметил Талейран. — История доказала, что второй вариант более приемлем и легко достижим, если скрепить его вражеской кровью. Но не на поле сражения, первый консул, а в будуаре. Мир посредством заключения брака — весьма давняя традиция.

— К чему вы клоните, министр Талейран? — спросил Бонапарт. — Вы знаете, что у меня нет ни сына, ни дочери, чтобы породниться с какой-нибудь деревенщиной.

— Но у вас есть пасынок, красивый и благородный Эжен Богарне…

— Еще мальчишка, ему всего восемнадцать.

— …И падчерица, добродетельная и образованная мадемуазель Гортензия, — кивнул в мою сторону Талейран, — которая, будучи почти семнадцати лет, находится в идеальном возрасте для вступления в брак.

— Начинаю беспокоиться, что вы произносите все это всерьез, министр Талейран, — уставился на него Бонапарт. — Выдать Гортензию замуж за англичанина? Отпрыски благородных родов никогда не снизойдут до того, чтобы породниться с моим, пусть и не кровным, родственником. Разве вы не читаете английской прессы?

Бонапарт схватил газету из лежавшей на полу стопки и бросил ее на колени министру иностранных дел:

— Сверху справа. Там как раз растолковано, кого видят во мне Богохульники. [127] Les Goddamns — историческое прозвище англичан, сложившееся в эпоху Столетней войны (фр., устар.).

— Ах да. «Существо, не поддающееся определению…» — по-английски прочел вслух Талейран, и какое-то подобие улыбки скривило его губы. — «Полуафриканец, полуевропеец, средиземноморский мулат…»

— Довольно! — Бонапарт схватил газету, швырнул в огонь и какое-то время смотрел, как та горит.

— Откровенно говоря, женитьба вашей дочери на ком-то из англичан действительно приходила мне на ум, — рассудительно сказал министр иностранных дел. — Я подумывал о Джордже Кадудале…

— О, министр Талейран, не шутите так! — проговорила я слабеющим голосом.

Нитка, которой я вышивала, была безнадежно запутана.

9 апреля 1800 года, в третьем часу пополудни, нижняя гостиная Мальмезона, чудесный день

Четыре часа ехали в карете ради сельской тишины. Мальмезон нашли в состоянии хаоса: парник почти готов, но без крыши, шторы не повешены, камин в кабинете Бонапарта так и не завершен. Будто всего этого недостаточно, первый повар громогласно сокрушается: его помощник уничтожил марлевый мешочек для процеживания желе, не просушив должным образом; тот же, в свою очередь, возмущен обязанностью опорожнять бадьи со свиным пойлом.

А тут еще занятый цветником садовник сообщил мне о прибытии трех повозок с саженцами сирени и робко спросил, можно ли выгрузить их у крыльца.