Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Был бы он мудр — воспользовался бы возможностью объединить Францию, — сказала я.

— К сожалению, короли не наследуют мудрость. И теперь, несомненно, все монархии направят сюда войска, чтобы спасти короля от того, что тут происходит.

— Так вы считаете, будет война?

— Несомненно.

— С Австрией?

Он кивнул.

— И с Пруссией, и с…

В это время на лестнице послышался топот, и в гостиную вбежали Гортензия и Эжен. Они поймали в саду лягушку. Мы с Александром помогли детям устроить для нее «домик» в дорожной корзинке.

Затем, поужинав бараниной и сливочными пончиками, мы повезли детей на выставку живописи в ежегодный Салон. Войдя в галерею, сразу увидели двойной портрет: Александр с депутатом Робеспьером. Эжен и Гортензия, конечно, обрадовались, узнав отца, хоть и не могли понять престижности подобного портрета. Мы восхищались сходством изображения и натуры.

Домой шли вдоль реки, ахая от восторга при разрыве каждого фейерверка. Мимо медленно фланировали влюбленные пары. Я вспомнила, как меня впервые представили Александру: он был так молод, так порывист в своем белом мундире. А я, юная дикарка с Островов, так хотела понравиться, что готова была предложить ему свое сердце — все, без остатка. Прямо над нами взорвалась ракета. Я вздрогнула и стиснула руку Александра. Наши розовощекие дети побежали вперед. «Вот приятная картина», — подумалось мне: муж, жена и двое детей вышли на вечернюю -прогулку.

Февраль 1792 года

Все, как предсказывал Александр: Франция находится в осаде. Стянутые к нашим границам австрийские и прусские войска готовятся к броску на Париж, они хотят спасти нашего короля и защитить нас от демократии.

20 апреля

Париж превратился в вооруженный лагерь. В церкви Святого Фомы Аквинского устроили арсенал: на скамьях сложены ружья, мушкеты, сабли, штыки и даже ядра. Повсюду ходят вооруженные пиками люди. Мальчишки, которые еще слишком молоды, чтобы воевать, часами стоят в очередях, хотят записаться добровольцами. Эжен смотрит на них с завистью. Мне приходится уводить его силой.

21 апреля

Проснулась с дурным предчувствием; когда утром неожиданно приехал Александр, я сразу же насторожилась.

— Вы в военной форме! — С улицы доносился топот копыт, женский крик, далекий барабанный бой. Страх, который я испытала, проснувшись, не оставлял меня. — Семейные мужчины не должны служить, Александр. Я не понимаю.

— Республике требуются офицеры. [48] До революции все офицеры были аристократами. В революционную пору многие бежали за границу. Во Франции осталось очень мало людей, способных командовать войсками, и еще меньше — имеющих военный опыт. — Александр положил руки мне на плечи, проникновенно глядя в глаза. — Роза, пожалуйста, не заставляйте меня идти на войну без вашего благословения.

Это был торжественный момент, но тут под шинелью у него что-то шевельнулось. Я вскрикнула, а Александр вытащил из-за пазухи страшного на вид мопса размером не больше морской свинки, с туловищем желтовато-коричневого цвета и черной головой.

— Его зовут Король Карл, — сказал Александр, держа в руках извивавшегося щенка, который, вырвавшись из его рук, свалился на половик и, сопя, стал обнюхивать мне ноги. — Эта собака стоила мне десять луидоров, — гордо добавил Александр.

Я позвала Агат, мою застенчивую горничную, но она побоялась прикоснуться к псу, который слишком походил на крысу.

— Это всего лишь щенок, — сказала я, взяла крошечное создание на руки и, жестом пригласив Александра следовать за собой, пошла в детскую.

— Это собака? — спросил Эжен, трогая маленький хвостик.

— Он кусается? — Гортензия протянула к щенку руку, которую тот лизнул. Дочка взвизгнула. Щенок зарычал.

— Он голодный?

— Он останется у нас? — поинтересовался Эжен.

Александр вопросительно посмотрел на меня: позволю ли я?

Я погладила мордочку малыша. Он лизнул мою руку и стал покусывать за палец. Нос у него приплюснутый, морда уродливая, но все же щенок меня очаровал.

— Давайте назовем его Фортюне!

Все согласились со мной, и в результате мы с Александром и детьми провели утро самым приятным образом. Грустно было прощаться с Александром. Я подарила ему камень: мой талисман, который хранила с детства.

— Он всегда будет при мне. — Александр помедлил у дверей. — Мне разрешено поцеловать вас, Роза?

— Скажи «да», мама! — воскликнул Эжен.

Я обняла мужа.

— Да пребудет с тобой Господь! — крикнула Гортензия, когда Александр выезжал из ворот.

— Ну, идемте, — пробормотала я, вытирая слезы Гортензии. — Дочери солдата не пристало плакать.

Как и солдатской жене.

23 апреля 1792 года

В Париже введен комендантский час. К десяти часам вечера город погружается в темноту. Тихо, только слышен топот сапог караульных по булыжной мостовой да крик дерущихся в переулках кошек. Откуда-то доносится звон колокола — все время одного и того же, — красивый, печальный звук, такие теперь слышишь так редко. Большинство церковных колоколов переплавили на пушки.

25 апреля 1792 года, Валансьен

Дорогая Роза, меня определили в штаб генерала Бирона. Из опасений за безопасность укрепленных городов здесь сосредоточена только часть войск. Вследствие этого военные планы будут осуществляться очень малыми силами. Узнав об этом, я составил завещание. Направляю его Вам, скрепив печатью. Не вскрывайте его, пока я жив…

4 мая

Александр участвовал в битве с австрийцами. О его доблести пишет «Монитёр». Я с гордостью показала статью детям. На стену в столовой мы повесили карту, по которой следим за перемещениями наших войск. Кроме того, вырезаем из газет заметки и вклеиваем в альбом; он уже весьма толст, ибо «Монитёр» ежедневно публикует патриотические статьи об Александре.

17 мая

Александр присылает письма, которые по его указанию я сжигаю, прочитав. Революционные армии малочисленны, пишет он, плохо экипированы и не обучены. Повсюду царит подозрительность. Солдаты не доверяют офицерам, те — подчиненным. Один генерал был принужден отменить штыковую атаку, поскольку его солдаты проголосовали против нее; другого убили его же солдаты. Его же солдаты. Боже правый!

Вторник, 19 июня

Вечером с улицы донесся какой-то шум. Я выглянула: дорога была запружена телегами с пожитками. Что случилось? Я сбежала вниз в комнаты Эми.

— О, король огорчил всех, — вздохнула она, с замечательной невозмутимостью растягиваясь на кушетке. Она была в белом костюме для фехтования, на полу лежала сабля.

В дверях появилась ее горничная с портмоне в руках.

— Заплатите мне жалованье.