Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

Тереза усмехнулась.

— Тальен любил меня, и что же? Я получала только синяки.

— Он знает, что плохо обходился с вами. — Я давно искала этой возможности поговорить с ней о Тальене.

— Вы его видели?

Я кивнула.

— Тальен изменился.

Она молчала.

— Он боготворит вас, Тереза, — настаивала я. — И он такой любящий отец!

Она повернулась ко мне.

— Разве вы не понимаете, как мне больно говорить об этом? — воскликнула Тереза. — Брак, Роза, может существовать без страсти, но не может — без уважения. Скажите ему, что я сожалею, но не могу… просто не могу.

30 января

— Она сожалеет. — Я постаралась смягчить эту новость. Когда я приехала, Тальен, казалось, был полон надежд. — Вы ей дороги.

Это было правдой.

— Но?..

Я покачала головой.

Пробыла у него некоторое время. Мы играли в пикет, как когда-то в молодости, до террора, — в дни, что казались теперь такими далекими. Я рассказала ему о генерале Бонапарте, о своих сомнениях.

— Он амбициозен, — сказал Тальен. — Он поднимется к вершинам славы, в этом не может быть сомнения.

— Так и Баррас говорит.

— Он вас любит? А детей?

— Да. — И в самом деле, он, по-видимому, полюбил Гортензию и Эжена. — По-моему, он был бы им хорошим отцом.

— И, как генерал, несомненно, помог бы военной карьере вашего сына.

— Верно. — Мне казалось это немаловажным.

— И вы все еще колеблетесь?

— Мы не любовники.

— Это легко поправить.

— Не всегда — для женщины.

— Дело в верности? Вероятно…

Я пожала плечами. Замужние и женатые заводят связи на стороне, но хочу ли я так жить?

— Советую принять его предложение, — произнес Тальен. — Это риск… но тогда…

И хохотнул, когда я показала свои карты:

— У вас всегда был талант к играм, где победа зависит от случая!

3 февраля

— Мне предлагают выйти замуж, — сказала я Фэнни. Мы встретились в ее отеле на улице Турион; ей должны были привезти дрова, и мы готовились встретить воз.

— И ты готова поступиться своей свободой? — Казалось, Фэнни была потрясена.

— Всего лишь свободой воздержания. — И свободой спать в одиночестве. — Эжену и Гортензии нужен отец.

— Это тот корсиканец, которого я встретила у тебя в салоне?

— Вы не одобряете?

— Он рассказал интересную историю о привидениях. Пожалуй, он мне понравился.

— Большинству он не нравится.

— И ладно. Знаю я этих аристократических матрон из Сен-Жермен. Задирают нос перед человеком, имя которого просто не в состоянии произнести. Но кого теперь интересует их мнение?

— А что думает тетушка Дезире?

— Неужели ты ей не сказала?

— У меня не хватило смелости.

— Она хочет, чтобы ты вышла замуж.

— Но за корсиканца?

Фэнни засмеялась.

— Привыкнет. По сравнению с Мари, вышедшей за мулата, твой брак даже будет выглядеть респектабельно. Ты его любишь?

— Нет.

— Слава богу.

4 февраля

Генерал Шерер, командующий Итальянской армией, ушел в отставку.

— Почему? — спросила я. Всякое упоминание об Итальянской армии заставляло меня нервничать.

Мы с Бонапартом ехали в его ужасной карете по Булонскому лесу. Я убедила его, что поездка будет гораздо приятнее, если не ехать на бешеной скорости, и он неохотно велел кучеру перестать пользоваться кнутом.

— Директор Карно отправил ему мои планы Итальянской кампании, — сказал Бонапарт. — Но, кажется, генералу Шереру они не понравились. Он сказал, что только идиот, который их придумал, сможет воплотить их в жизнь. И уступил позицию.

— Вам?

— Посмотрим…

— Что вы имеете в виду?

— Мне нужен ваш ответ. Скоро.

6 февраля

Все утро я не находила себе места. Решила поехать покататься. Приказала кучеру отвезти меня на поле, где похоронен Александр.

Тут все сильно изменилось. Там и сям росла трава, ставшая сейчас коричневой от мороза. Ветер веял над смерзшимися комьями земли. Несмотря на холод, здесь снова была сумасшедшая женщина, которую мне уже не раз доводилось видеть.

Я направилась к дубу, стоявшему в центре поля, прислонилась головой к узловатому стволу. «Сколько лет этому дереву?» — подумала я.

Я размышляла о своей жизни, о решениях, которые мне предстояло принять, о Гортензии, об Эжене. Этим летом мне исполнится тридцать три. Сколько еще раз мне предложат руку и сердце?

— Детям нужен отец, — сказала я вслух. Слышал ли меня Александр? — Одной мне не справиться.

Сумасшедшая женщина повернула ко мне голову и улыбнулась.

Я пошла к ней, сидевшей на земле. Я остановилась возле нее и с удивлением увидела, что она молода, моложе меня. Ее рваная одежда была запачкана экскрементами. Она дрожала.

— Ты тут замерзнешь насмерть. У тебя есть дом? — спросила я. — Есть куда пойти?

— Цезарь уже идет, — сказала она.

— Римлянин?

— Он сказал, что встретится со мной здесь.

— Тебе бы в тепло, — пожалела я женщину, заметив, что ее кожа аж посерела от холода.

— Я жду.

Я накинула ей на плечи свой плащ.

— Он велел передать тебе, чтобы ты шла домой, — солгала я.

— Он сам так сказал?

Я растерялась.

— Он велел дать тебе это. — Я сунула ей в руку мешочек с монетами.

Она потрогала его пальцем и посмотрела на меня… глубоко посаженными темно-голубыми глазами, глазами Александра. Потрясенная, я отвернулась.

Воскресенье, 7 февраля

Еще одна бессонная ночь. Ветер дует в ставни. Я села к письменному столу у камина, закутала колени лоскутным стеганым покрывалом. Завтра я дам ответ Бонапарту. Еще не знаю какой.

Достала карты, спрятанные со времен заключения в монастыре кармелиток. Перебираю их шершавые листы, чувствую прежнюю печаль. Преодолевая страх, разложила их. В центре — конфликт. В будущем — союз. И решающая карта — судьба.

8 февраля

Я дала Бонапарту свой ответ.

9 февраля 1796 года

К новости о моем предстоящем замужестве Эжен отнесся философски. Думаю, он даже рад ему, в то время как Гортензия безутешна. Я предала ее, так она говорит. Не выходит из своей комнаты, отказывается от еды.

18 февраля

Объявление о предстоящем бракосочетании будет сделано завтра утром.

— Вы сказали кому-нибудь? — спросила я Бонапарта. — Семье сообщили?

У него огромная семья: мать, овдовевшая мадам Летиция (он ее боготворит), старший брат Джузеппе (он его любит), Лучано (который подает такие надежды!), Луиджи (он считает его своим сыном), а также сестры (три Марии: Мария-Анна, Мария-Паола и Мария-Анунциата) и «малютка» Джироламо, которому сейчас двенадцать. Все они на попечении Бонапарта, все живут в нужде.

— Я сообщил только Джузеппе, — сказал он. Сидя у камина, мы ели заготовленные в прошлом году вишни со свежими густыми сливками. — Я писал ему две недели назад. — Две недели назад? Но тогда Бонапарт еще не знал моего ответа.