Сандра Галланд - Страсти и скорби Жозефины Богарне

— Не уходи далеко, — попросила я Агат, накидывая на плечи шаль, — ты мне можешь понадобиться.

В комнатах было зябко. Бонапарт ждал в гостиной, стоя у окна и разглядывая бюст Вольтера. Я вошла, и он повернулся в мою сторону. По его глазам я догадалась, что эту ночь он не спал.

— Добрый день, — сказала я.

— Разве добрый? — Он был в темном вышитом сюртуке с высоким стоячим воротником.

Я села слева от камина, жестом предложив ему занять место справа. От его сапог, которые он имел обыкновение чистить какой-то гадостью, сильно пахло. Я попросила Агат принести нам кофе с поджаренным хлебом.

— И рома.

До возвращения Агат мы с Бонапартом сидели в неловком молчании. Она поставила кофейник с чашками на столик и ушла.

— Не желаете ли кофе? — спросила я.

Он отказался. Я налила себе и добавила в чашку рому, сливок и две полные ложечки сахара. Стуча о стенки чашки, помешала сахар.

— Пришло время правды, — сказал он и встал. Я приготовилась услышать обвинения и оправдания. — Вы обвинили меня в том, что, предлагая вам руку и сердце, я был корыстен. Я отвечу на ваши обвинения.

Он сцепил руки за спиной; сложил на груди; снова спрятал за спину.

— Вы правы, сначала меня привлекали выгоды, которые принесла бы эта женитьба. Я видел, что вы женщина влиятельная, чувствуете себя свободно с людьми, облеченными богатством и властью, соединяете старый мир с новым. Эти ваши качества, как я рассудил, пришлись бы мне кстати. И разумеется, особой наградой мне послужила бы Итальянская армия. Итальянская армия! Да я женился бы на последней рыночной проститутке, лишь бы получить должность командующего Итальянской армией!

— Нет нужды оскорблять меня, Бонапарт.

— Оскорблять вас? — Он упал передо мной на колени. — Я намерен воздать вам такие почести, каких не воздавали ни одной другой женщине!

— Встаньте! — потребовала я. Он встревожил меня и смутил.

— Вы должны меня услышать! — Бонапарт сел рядом и схватил мою руку. — Неужели вы не понимаете? Я влюблен в вас!

— И при этом ходили к моему банкиру.

— Не стану отрицать. Это был поступок труса. — Он поднялся на ноги. — Я искал оснований, причин и следствий, исходных условий и доказательств. Я искал спасения.

— От чего?

— От вас. От чувств, которые захлестнули меня.

— Не люблю загадок, — вздохнула я, откидываясь на спинку кресла.

— Вы не понимаете! Когда я с вами, передо мной как будто поднимается занавес и кажется, что все прошлое было лишь увертюрой. Разве это не может испугать? У меня на руках умирали люди. Я подходил к дулу заряженной пушки. Я столкнулся с яростью моей матери. Но ничто так не пугает, как нежность, которая охватывает меня при виде ваших глаз.

Встав, я отошла к окну. Фортюне раскапывал что-то в кустах роз у садовой стены.

— Вы не выйдете за меня? — В его голосе было отчаяние.

Я вернулась к креслу у камина.

— Вы знаете, что я не люблю вас, — сказала я.

— Да, мне это известно.

— Знаете, что я старше вас, что я любила другого…

И по-прежнему люблю. Впрочем, об этом я умолчала.

— Знаю.

— И все равно вы хотите жениться на мне?

— Я хочу поклоняться вам.

— Неужели обязательно надо быть таким смешным, Бонапарт?

— Думаете, я шучу?

— Конечно, — улыбнулась я.

— Вы простите меня?

Я взяла его за руку. Никогда прежде я не замечала, как тонки его пальцы, как гладка кожа.

— Давайте прогуляемся, — предложил он.

Стоя, мы были почти одного роста. Я вдруг увидела в нем своего брата, компаньона, «товарища по духу», как выразилась бы Мими.

— Но я не откажусь от особняка на улице Шантрен, — сказала я, открывая двери в сад.

— Мой отель на улице Капуцинов выглядит солиднее, — заметил он.

— Это мой первый настоящий дом. Он для меня все.

Бонапарт огляделся по сторонам.

— После освобождения Италии мне потребуется дом побольше.

— И когда это может случиться, генерал Бонапарт?

Судя по тому, как он на меня взглянул, вопрос его позабавил.

— Вскоре после нашей свадьбы, Жозефина.

Среда, 24 февраля

— Я объявил о нашей помолвке директорам, — сообщил мне Бонапарт сегодня вечером, неторопливо расхаживая по комнате.

— И как они отреагировали?

— Одобрительно. Даже весьма одобрительно! — воскликнул он, хлопнув в ладоши.

2 марта

Лакей Бонапарта доставил в мою прихожую корзину с бумагами; вслед за ним вошел и сам Бонапарт.

— Вот, — сказал он, театрально поведя рукой. — Командующий Итальянской армией.

— Это уже официально? Разве вы этого не ожидали?

— В таких вещах никогда нельзя быть вполне уверенным, — рассеянно ответил он, роясь в бумагах.

— И теперь?..

Бонапарт молчал, перелистывая страницы рапорта.

— И теперь?.. — Лишь прикоснувшись к его руке, я сумела завладеть вниманием Бонапарта. — И что теперь?

— А теперь начинается работа.

8 марта

В полдень за мной заехал Бонапарт. Я уже была готова. Вместе мы отправились в контору моего адвоката на улице Сент-Оноре. Бонапарт остался в прихожей — ждать, пока адвокат не ознакомится с брачным контрактом.

— Вы знакомы с условиями? — спросил Рагиду, когда я села. Его пыльная контора была завалена грудами бумаг. Стекла окон, выходивших на улицу Сент-Оноре, покрывала сажа.

— Да.

— Тем не менее закон требует, чтобы я ознакомил вас с содержанием контракта. — При небольшом росте Рагиду обладал исключительно низким голосом. — У вас будут раздельные финансы. Вы будете поровну участвовать в расходах по ведению домашнего хозяйства. Даже стоимость венчания вы оплатите поровну.

Он опустил голову, перечитывая строки.

— Ваш муж не несет ответственности за ваши долги. Вы от этого союза не получаете ничего сверх полутора тысяч ливров в год.

Рагиду положил бумаги на стол и снял очки.

— Гражданка Богарне, я должен быть с вами откровенен. Этот человек не принесет вам ничего, кроме своего плаща и шпаги. Боюсь, что не могу, говоря по совести, советовать вам подписать этот контракт.

Несмотря на то что в кабинете было прохладно, щеки у меня вспыхнули.

— Я приехала, чтобы подписать его, гражданин Рагиду, а не обсуждать.

— Пожалуйста, поймите: для вас было бы несчастьем выйти за этого человека.

— Так тому и быть!

И я взяла в руку перо.

Бонапарт сидел в прихожей.

— Только плащ и шпага, — повторил он позабавившие его слова.

— Вы подслушивали? И не оскорблены? — Я была вне себя. Имея дело с Бонапартом, ничего нельзя предвидеть.

— Посмотрим, на что способны плащ и шпага!

В тот же день, позже

Колокола приходской церкви пробили четыре. Я стояла у окна, глядя в сад. Сзади послышались шаги, и, обернувшись, я увидела Ланнуа с потертым кожаным саквояжем в руке.